Я молча кивнул головой. Но что находилось в сейфе, что интересовало ее? Конечно, не деньги. Теперь только я понял ее слова, сказанные в Крыму: «Возьмите с собой ваши инструменты… а потом, когда они уже не будут нужны, мы утопим их в Босфоре…»
— Хорошо, я сегодня же буду у генерала!
— Вы умница, Женя! А сейчас, дорогой муж, я ухожу по делам, буду поздно, очень, очень поздно… А вы внимательно ознакомьтесь с расположением квартиры Артифексова.
Она ушла, я молча курил одну сигарету за другой, стараясь понять истинную суть дела.
Перед бывшим российским посольством развернулась та же картина, какую я видел несколько дней назад на берегу Севастополя. Ступеньки широкой, слегка выщербленной лестницы парадного были запружены беженцами. Во дворе, на улице — всюду сидели, стояли, двигались, метались люди. Кого только не было здесь… Но главным образом — военные, все те, кто еще десять — двенадцать дней назад важно, величественно, с чувством своего превосходства и силы, заполняли улицы и бульвары Крыма от Севастополя и Качи до Симферополя и Джанкоя.
«Довоевались!! Спасители России!» — мелькнула у меня злорадная мысль. И тут же я подумал: что это? Ведь всего неделю назад такая мысль никогда не пришла бы мне в голову. Почему ж сейчас я с таким злорадством и презрением думал об этих унылых, разбитых и еле унесших ноги, чуждых мне людях?..
И опять передо мной возникла Анна Александровна, ее непонятные еще друзья, наше странное «супружество», совместное «бегство» в Стамбул.
Кое-что я уже понимал, но многое казалось не только неясным, но и просто необъяснимым.
Анфилада комнат с широкими, старомодными потолками, с выцветшими от времени коврами и цветными дорожками. Было странно и забавно видеть огромные портреты Романовых, начиная от Павла I и кончая Николаем II, с геометрической точностью развешанные на стенах огромной залы. Цари в пышных гвардейских мундирах свысока взирали на угрюмых, обездоленных, потерявших родину людей. Беженцы, за исключением трех-четырех стариков, тоже не обращали внимания на августейших особ.
— И подумать только, что мы два с лишним года проливали свою и чужую кровь, чтоб восстановить эту угасшую династию, — не без горечи сказал один из старичков, разглядывавших галерею царей, но ему никто не ответил.
Я кое-как протиснулся сквозь одичалые толпы мужчин и женщин и пошел по коридору, где стояли караульные юнкера. Юнкер, юноша с тупым взглядом и толстыми румяными щеками, важно спросил:
— Пропуск?
У меня его не было, вся моя надежда проникнуть к Артифексову строилась на моем румынском паспорте, титуле барона и отлично сшитом костюме. Я только что хотел по-французски заговорить с толстомордым юнцом, как дверь открылась и я увидел Артифексова. Он был в генерал-лейтенантских погонах, спокойный, упитанный, равнодушный. Увидя меня, он чуть задержался.