Потом Таран так и не смог мне ответить, зачем он пошёл на прорыв. Видимо — «человеческий фактор» сработал — растерялся и рванул «наудачу». Несмотря на то что он профессиональный офицер, он первый раз оказался в серьёзном бою. И я не знаю, как бы себя повёл я на его месте. Я в таких войнах до этого не участвовал. Когда с Прапором приезжали в Ямполь, была как раз вторая артподготовка. Я стою и говорю: «Слышь, Жень, я ни разу под этим не был». Он говорит: «Я тоже».
Все подразделения, которые чётко выполнили мой приказ — отошли или совсем без потерь, или с минимальными потерями. Так, например, вся артиллерия (две «Ноны», миномётные батареи) вышла без потерь в людях и матчасти.
Я считаю, что решение на оставление всей агломерации было принято абсолютно правильно и дало больший эффект. Может быть, они бы к тому времени взяли Донецк. Там никто не был готов воевать.
И когда мы уже были в Краматорске, я узнал, что большая бронегруппа укров вошла в Артёмовен и разгромила там нашу комендатуру из 20 человек. А когда их силы уже глубоко в Артёмовске, понятно было, что надо срочно уходить.
Наш выход был классическим приёмом: вывести войска из-под удара и попытаться перехватить инициативу. Что мы и сделали — пожертвовали территорией ради сохранения боевой силы. А так мы бы потеряли территорию и боевую силу. И тогда всё очень быстро закончилось бы.
Наше боевое настроение вскоре повысилось. Миновав благополучно без боя Краматорск, на въезде в Дзержинск мы увидели бронетехнику с флагами ДНР. Артист заорал:
— Ура, наша броня!
И все вокруг встрепенулись. Вдоль трассы стояли, урча моторами, заведённые танки и БТРы. Ранее их отремонтировали в каком-то из городов Донбасса и гнали на подмогу в Донецк.
Мы остановились и вышли из машины. Я подбежал к одной боевой машине и попросил водителя-механика проехаться на броне. Он кивнул и сказал, что как только они будут выезжать, я могу залезть.
При выходе камера у меня практически села, но я смог её подключить к питанию в «Ниве» и включил запись[201]:
— Передайте маме привет! — навожу на бойцов камеру.
В этот момент Рамзее влезает и говорит:
— Жена, здравствуй!
Тут подходит тот самый пожилой ополченец, который угощал меня рассыпным чаем, когда мы прятались в зелёнке, и говорит в камеру:
— Дарусенька, птичка моя маленькая. Твой дед — защитник Отечества. Я тебя люблю, родная!
Он так сказал в камеру, понимая, что вряд ли когда-нибудь его внучка это увидит, но другого выбора у него не было, потому что никто не знал, сколько ему ещё отведено пожить. Когда он произносил эти слова, то проронил скупую стариковскую слезу. Я надеюсь, что когда-нибудь его внучка увидит этот ролик и сможет по достоинству оценить поступок своего деда. Живой он сейчас или нет, я не знаю.