Арен усмехнулся, качая головой. — Бруно… мой брат, конечно, последняя сволочь, но не стоит обвинять его вообще во всем на свете. Тадеуш смотрел Викторию, да и не только, он приводил своих коллег-психиатров. Все хором утверждали, что это нервное, гормональное и должно пройти со временем. Видимо, время пришло.
«И слава Защитнику, — подумал Арен. — Потому что я уже начинаю терять терпение». Бруно поклонился. — Я на всякий случай, ваше величество. Решил поделиться соображениями… простите.
— Ты все сделал правильно. — Благодарю, ваше величество. Не успел уйти главный дворцовый управляющий, как к Арену на совещание пожаловали сотрудники хозяйственного комитета. Заговоры заговорами, а бытовые проблемы никто не отменял.
Император слушал очередной доклад, когда в зал для совещаний, постучавшись, стремительным шагом вошла Адна Алиус — его секретарь, — с подносом в руках. Поднос был накрыт крышкой. — В чем дело, Адна? — Арен нахмурился, невольно покосившись на браслет. Но никаких отчетов не было.
— Просили передать вам, ваше величество, — ответила секретарь с таким каменным лицом, словно изо всех сил пыталась скрыть улыбку. Император прислушался к ее чувствам. Они казались похожими на щекотку, будто бы Адне было смешно.
Она поставила поднос на стол перед Ареном, серьезно сказала: — Посмотрите сначала записку, — и ушла. Император поглядел на сотрудников комитета — они молчали, ожидая, когда он закончит.
— минуту, — произнес он и раскрыл листок бумаги, лежащий сверху на крышке подноса. На сердце сразу потеплело — он узнал корявый почерк Агаты. «Папа! мы с Алексом и Софией сделали тебе пастилу. Сами! Ешь!»
Пастилу… Губы Арена задрожали. Конечно, это была идея Софии, и наследники ее радостно подхватили. К тому же, они никогда не были на дворцовой кухне, но всегда очень стремились. Император поднял крышку. Внутри лежали три длинные пластинки яблочной пастилы — две не слишком аккуратные, и третья — как из кондитерской. А еще здесь стояла большая чашка дымящегося чая и лежал какой-то листок бумаги.
— Прощу прощения, уважаемые айлы, — сказал Арен, подняв голову. — Продолжайте ваш доклад. А я буду пить чай.
У главы комитета и его зама вытянулись лица. Понятное дело — император никогда, ни разу за восемь лет, ничего не пил во время совещаний, кроме воды. И не ел. Но Арен действительно был демонски голоден, да и как удержаться, если это все сделали его дети?
Он откусил от пастилы и, с трудом удержав в себе улыбку — было очень вкусно, — развернул листок бумаги. На этот раз удержать улыбку не получилось. Потому что с бумаги на Арена смотрели лица Агаты и Александра, нарисованные простым карандашом, но от этого не менее живые. Яркие улыбки, радостно блестящие глаза и чумазые мордашки. В чем это они? Наверное, в сахарной пудре.