С воздуха все улицы одинаковые: плотные, как зубы, ряды домов, искусственные лужайки не отличить от настоящих, побуревших от засухи. Но на одной из улиц, под одной из крыш в темноте плачет ребенок.
Бен просыпается на втором этаже и снова погружается в дрему. Никакой паники, жена сейчас с Грейс, скоро малютка угомонится.
Однако его снова будит плач.
Бен вертится с боку на бок. Этот плач не похож на предыдущие – более настойчивый, пронзительный, словно крик. Мелькает мысль о болезни: вдруг все начинается именно так?
Бен вскакивает с кровати. Сердце лихорадочно бьется. Единственный способ утихомирить его – это увидеть Грейс. Бен хочет видеть свою дочь немедленно. Но детская пуста. Рыдания доносятся снизу, из кухни.
– Бедняжка, – обращается Бен в темноту кухни. Слово – своего рода приветствие для Энни, которая где-то здесь, во мраке, меряет комнату шагами с малюткой на руках или укачивает ее по особому методу, почерпнутому из книг. Они практически не разговаривают после ссоры, но сейчас Бен забывает прошлые обиды. – Давно она не спит?
Энни не отвечает. Плач усиливается. Внезапно Бен спотыкается о пластик – бутылочка с шумом катится по полу. Пальцы шарят по стене в поисках выключателя, щелчок – и рыдания Грейс доносят страшную истину: случилась беда.
Щурясь от яркого света, Бен различает жену, распростершуюся на линолеуме. Глаза закрыты. Конечности неподвижны. Малышка съежилась у нее на груди, личико покраснело от натуги, глазки сощурены, одеяльце сбилось.
Бен берет дочку и крепко прижимает к себе. Она мгновенно затихает в его объятиях.
Но облегчение длится недолго. На лбу у Энни наливается синяк, веки исступленно дрожат, словно ей снится кошмар.
Бен зовет ее по имени. Трясет за плечи. Он не слышит гула вертолетов, кружащих над городом.
Бен решает приложить к руке Энни лед, как их учили на курсах подготовки к родам, упражнение – своеобразная симуляция схваток, чтобы натренировать дыхание, Энни терпеть его не могла. Выдерживала максимум пару секунд. Может, хоть так удастся ее разбудить. В результате Бен добивается лишь одного – от тепла ладони лед начинает таять, а Энни продолжает видеть долгий, нескончаемый сон.
Треск громкоговорителя, шум помех: тягучие, неразборчивые, как объявления в аэропорту, слова разносятся по тротуарам и улицам Санта-Лоры, проникают в окна пустых домов и большого белого особняка, где некогда, в прошлой жизни, Мэй подрабатывала няней и где сегодня утром она просыпается в гигантской постели.
– Слышишь? – окликает из коридора Мэтью.
Мэй натягивает джинсы и распахивает дверь. Так непривычно ощущать дыхание, отдающее зубной пастой, когда Мэтью проносится мимо нее к окну. На мгновение она не может думать ни о чем, кроме его близости.