Почему она это сделала, черт бы ее побрал? Я же говорил, что попытаюсь, чокнутая маленькая идиотка, которая каждый раз бросается в самое пекло. Мы вычислили, куда она могла пойти… вычислили, и я испытал шок от понимания, в чье логово она сунулась. Но я так же не мог не восхититься этой безрассудной смелостью и… ее стратегически правильным ходом. Если бы Макса не спасли… то Шамиль был бы единственной надеждой на спасение брата. И я думал и об этом варианте тоже. Только как теперь ее вытащить оттуда… как? Если безумец онемел и не произносит больше ни слова.
Мы перевезли Макса в госпиталь, перед тем как вылететь домой. Ему обеспечили отдельную палату и прекрасный уход. Несмотря на многочисленные гематомы, ушибы, порезы его состояние можно было назвать средней тяжести. Переломов, серьезных и глубоких ранений не было. Госпиталь не располагал крутым оборудованием и оснащением, но врачи в нем работали опытные.
Максу нужно было немедленно отправляться на Родину и немедленно пройти обследование в связи со старой травмой головы. Но меня настораживало его психическое состояние. Он так и не заговорил ни со мной, ни с персоналом. Фаина вылетела сюда первым же самолетом, ей передали мою просьбу… и я надеялся, что она как-то справится с этим ненормальным. У нее был к нему особый подход.
Я встретил ее у вертолета… прилетела не одна, как и просил. Взяла с собой тяжелую артиллерию. Без этой артиллерии у нас не было ни малейших шансов достучаться до Макса. И сейчас, пока Фаина находилась в палате наедине с моим монстром братом, я грыз себя изнутри за то, что отправил Дарину домой одну. За то, что даже не смог предположить, на что еще она способна в порыве отчаяния.
Я вышвырнул окурок и вошел в госпиталь, прошел по длинному коридору и решительно толкнул дверь палаты Максима. Переступил порог и, сжав челюсти, закрыл за собой дверь. Брат сидел на стуле в неестественной позе, видимо, раны причиняли невыносимую боль, все тело покрыто марлевыми повязками, можно сказать, от ссадин и мелких ожогов нет живого места. Я невольно передернул плечами, понимая, что эти твари тушили об него сигареты и надрезали его кожу. Опустил взгляд на забинтованные руки — врач говорил о воспалении под ногтями. Нелюди загоняли под них иголки. Зверь посмотрел на меня и усмехнулся потрескавшимися губами, только глаза остались пустыми, безжизненными:
— Я просил пристрелить, а не отвесить полцарства за мое спасение с того света. Ты разучился стрелять? — прозвучало как обвинение. Голос звучал хрипло и глухо, дыхание вырывалось все еще со свистом. Я посмотрел на Фаину, и та едва кивнула. Значит, нормально говорить не собирается. Все еще настроен на войны с ветряными мельницами. Надо вызвать его на эмоции, заставить корчиться и орать от моральной боли, и лишь тогда он вернется… настоящий Макс, а не эта машина смерти, запрограммированная на самоуничтожение.