Джессика встала, уже вечерело. Она подошла к окну и выглянула. Сиамская кошка медленно шла по краю крыши вдоль ограждения. Мальчик из Вест-Индии нес вечерние газеты. Студент надраивал свою очень старую машину. Две собаки, только что встретившись, махали хвостами. Она отвернулась от окна, подошла к зеркалу и сказала своему изображению в зеркале – очень мягко и несколько раз: «Джессика, Джессика…»
Затем она вернулась к столу и опять взяла письмо, но на этот раз она изучала только постскриптум, где говорилось о Вилли Косте.
– Я все ждал, когда вы объявитесь, – пробормотал Дьюкейн.
Ричард Биран стоял в гостиной Дьюкейна и пока не собирался садиться, хотя Джон предложил ему стул. Дьюкейн сидел у пустого камина. Лампы были зажжены, и занавески скрывали темно-голубой свет вечера. В комнате пахло летней пылью и розами.
Биран стоял, постукивая пальцами по каминной доске, его тело беспрерывно раскачивалось, а плечи дергались. Его длинная голова была откинута назад, а узкие голубые глаза то и дело взглядывали на Дьюкейна, потом пробегали по комнате и снова почти кокетливо возвращались к Дьюкейну. Лампа стояла позади него, поэтому лицо его было в тени, но она подсвечивала его растрепанную гриву светлых волос. Он переступил порог комнаты Дьюкейна две минуты назад.
– Ну? – спросил Дьюкейн. Он принял холодную, почти безжизненную позу, чтобы скрыть свое крайнее удовлетворение, почти ликование от прихода Бирана.
Осмотр «часовни» Рэдичи, проведенный с помощью Макграта, окончательно убедил Дьюкейна, что с точки зрения секретности Рэдичи невинен. Он был уверен, что вся эта некромантическая деятельность не являлась всего лишь прикрытием. Нет, здесь присутствовала искренность, очевидная глубокая вера – это было заметно по самой комнате и по всему, что там находилось в таком жалком состоянии. Кроме того, если бы Рэдичи был замешан в чем-нибудь шпионском, то вряд ли бы он стал рисковать, приглашая по ночам девушек. Самоубийство оставалось все еще необъясненным. Но сам вид часовни мог убедить кого угодно, что такой человек способен на суицидальные попытки. Это краткое, при свечах, посещение дало Дьюкейну интимное ощущение той реальности, в которой жил Рэдичи. Конечно, Дьюкейн не верил в духов. Но то, что происходило в этой комнате, на этом алтаре, когда кровь голубей стекала на черный матрас, не было детским лепетом. Там присутствовала определенная, воздействующая на человеческий разум атмосфера. Дьюкейн до сих пор мучился от запаха, который стоял там, и он знал, что прав был Макграт, утверждая: это не только смрад разложившихся птиц. Рэдичи открыл и материализовал вокруг себя мерзость зла, может быть, и не худший вид зла, но, безусловно, продвижение по этому пути и привело его к самоубийству.