– Что это за музыка? – спросил Тео.
– Медленная часть Двенадцатого квартета. Опус сто двадцать семь.
– Я его не выношу.
Вилли выключил граммофон.
– Эта медленная часть изображает агонию сознания.
– Да, – сказал Вилли.
Тео, прислонившись к высокому окну, выглянул в него.
– Чудесный бинокль. Это Барбара тебе подарила?
– Да.
– Я вижу трех наших граций, идущих по краю моря. Одна красивее другой.
– О да.
– Знаешь, почему я так долго не приходил?
– Почему?
– Я подумал, что вреден для тебя.
Вилли пил виски.
– Ты знаешь, это не так, Тео.
– Так. Тебе нужны простые обыкновенные люди. Мы с тобой всегда говорим о метафизике. Но вся метафизика от дьявола, от дьявола.
– Значит, нет метафизики добра?
– Нет. По крайней мере, об этом ничего не может быть сказано.
– Печально для человеческого рода, потому мы все по природе болтуны.
– Да. Мы все по природе болтуны. И это углубляет, удлиняет, распространяет и усиливает зло, живущее в нас.
– Брось, брось, – сказал Вилли. – Очень немногие люди разделяют дьявольские теории, о которых ты говоришь.
– Но эти теории влияют на людей, проникают в них. Эти теории порождают иллюзию знания. Даже то, в чем мы совершенно уверены, всего лишь иллюзорная форма.
– Как что, например?
– Как суета. Все – суета, Вилли, и человек проходит тенью. Ты и я – мы единственные люди здесь, которые знают это, вот почему нам так трудно друг с другом. Нам хорошо бы поболтать на эту тему. Ты и я – мы единственные люди, которые знают, но мы также знаем, что не знаем ничего. Наши сердца слишком испорчены, чтобы познать такую вещь, как истина, мы знаем ее только как иллюзию.
– Есть ли выход?
– Есть миллион выходов на эту сторону, обратно в мираж обыденной жизни. Булочки к чаю – один из выходов. Проперций – выход. Но есть и дырки от гвоздей. Нужно суметь… пробраться через них… на другую сторону.
– Может быть, ты и прав насчет Проперция. Но я хочу защитить булочки к чаю.
– Мэри.
– Нет, не Мэри. Мэри из другой оперы. Только булочки к чаю.
– Есть булочки и булочки, – уступил Тео. – Но возьмем для примера Проперция. В чем смысл твоей активности, к чему ты действительно стремишься? Бессмысленная суета, заполнение пропасти, которая должна бы оставаться пустой, тогда тебе легче было бы спасти свою душу. Разве твое издание Проперция будет великим научным достижением?
– Нет.
– Оно необходимо человеческому роду?
– Нет.
– Не великое и даже не необходимое. Нечто среднее, то, чем просто заполняют время. Зачем же ты этим занимаешься?
Вилли задумался на минуту. Он сказал:
– Это выражает мою любовь к Проперцию и мою любовь к латинскому языку. Любовь стремится найти себе выражение, ради нее надо работать. Может быть, это невозможно определить в рамках твоей дьявольской метафизики, без того чтобы не извратить, но это – несомненное добро. И если несомненное добро достижимо, то нужно протянуть к нему руку.