Комната была затянута сигаретным дымом, сквозь который раздавались звон и треск игровых одноруких бандитов и мурлыканье музыкального автомата. Я попросила у нее прикурить, она дала зажигалку, потом представилась и пригласила присоединиться к ее компании. Мы пили водку, пиво, а потом в туалете она держала мои волосы, пока я блевала и блевала в унитаз.
– Ну, подруга, похоже, мы с тобой закорешились! – воскликнула она со смехом. – Не с каждой я готова на такое!
Я поблагодарила ее, неизвестно за что, и вдруг выпалила:
– А у меня отец умер, – как будто это что-то объясняло.
– Черт!.. – сказала она и, мгновенно перейдя, как она прекрасно умела, от пьяной бесшабашности к деятельному участию, увела меня в свою комнату.
Мы ели тосты, пили крепкий кофе, слушали музыку и вели разговоры про жизнь, пока не начало светать.
Картины были развешены у нее по стенам, стояли за спинкой кровати, по всей комнате валялись альбомы для рисования.
– Ты художница? – спросила я.
– Поэтому я и очутилась в универе, – кивнула она.
Я вспомнила, что она говорила о факультете изящных искусств.
– Наверное, стану училкой, как все, но пока можно позволить себе помечтать, верно? – (Я рассмеялась.) – А ты, чем ты занимаешься?
– Английским.
– Ага! – воскликнула она. – Значит, будешь писать романчики или учить детишек? – Она рассмеялась, беззлобно, но все-таки я не стала откровенничать про рассказ, над которым сегодня работала.
– Не знаю. Думаю, в этом мы похожи.
Она снова рассмеялась и произнесла:
– Ну тогда за нас!
Мы чокнулись кружками с кофе, и я почувствовала, впервые за многие месяцы, что все непременно будет хорошо.
Я все это вспомнила. Я чувствовала изнеможение после огромного усилия воли, направленного на то, чтобы вытащить из недр памяти все до единой подробности и запустить механизм. Но где же воспоминания о моей жизни с мужем? Никаких следов. Перечитывание его рассказа не вызвало во мне никакого отклика. Только ощущение, что не было не только прогулки на Парламент-хилл, но и ничего того, о чем он мне там рассказал.
– Я помню какие-то вещи, – сказала я доктору. – Из юности, из того, что вспомнила вчера. Они во мне живы. Я вспоминаю все новые подробности. Но я совершенно не помню, что делала вчера. Или в прошлую субботу. Я могу попытаться визуально воссоздать то, что прочитала в дневнике. Но я знаю, что это не воспоминание. Что я просто это представляю.
Доктор Нэш кивнул:
– Вы помните, что происходило, например, позавчера? Может быть, какой-нибудь эпизод? Как вы провели вечер?
Я вспомнила, что записала все про то, как мы ложились спать. И ощутила себя виноватой. Виноватой в том, что, несмотря на всю доброту Бена, не могу спать с ним.