«Когда одни успели смениться другими? Что происходит? Почему меня ведут в подвал? Я арестован? Я брежу?» – Раскалывающаяся от боли Колина голова переполнялась мыслями, которые никак не хотели складываться в хоть сколько-то ясную картину.
Та первая камера была темной, сырой и почему-то вытянутой вглубь. Вдоль стен сидели люди. Мрачные, отчаявшиеся, настороженные… В дореволюционные времена эта камера была рассчитана на трех арестантов, а сейчас здесь было пятнадцать. Считалась она одной из лучших, предназначалась для избранных: не тех, кто из текучки, а тех, с кем можно с толком провести работу и получить новый орден. Все это Коля узнал позже. Пока же, едва его втолкнули в камеру, Горленко вжался спиной в стену и постарался унять боль. Приступ тошноты заставил согнуться и одной рукой закрыть рот, второй Коля придерживал норовившие упасть из-за отсутствия ремня и пуговиц штаны. Через миг, кажется, стало легче. Отдышавшись, он опустился на пол.
– Это следователь тебя так? – участливо склонился какой-то старик с воспаленным костлявым лицом и безумными глазами. Коля понял, что дело плохо. Ощупал свои скулы. Ну да, гематома слева и рана с запекшейся кровью в районе виска. Видок, должно быть, ужасный, но в целом зря старик пугает, страшного нет. Еще бы голова так не трещала, и не было бы этой тошноты…
– Следователь, да? – не унимался сочувствующий.
– Нет, конечно! – нашел в себе силы на ответ Николай. – Это я сам. Упал. Вернее, на меня упало…
– Сам он, как же! – хмыкнул собеседник обиженно. – Мне лоб, вот, тоже, просто комары искусали, – он шмыгнул носом и отрешенно уставился в глубь камеры. Со лбом у старика и впрямь было что-то не так, словно стая злобных мелких птиц изодрала клювами кожу.
– Не обращай внимания, – хорошо поставленным басом хохотнул кто-то рядом. – Старик у нас ранимый. Никак не может привыкнуть, что следователь на допросах тычет его острым карандашом в лоб. Кого-то сапогами по печени обрабатывают, кому-то пальцы ломают, а тут – просто в лоб. Но нет, он считает это превышением полномочий.
Хохотун Коле не понравился. Большой, чернявый, относительно свежий, явно издевающийся.
– А ты? – Коля постарался глянуть как можно суровее, имея в виду, мол, «неужели ты сам не считаешь такое самоуправство превышением полномочий?», но хохотун воспринял вопрос наперекосяк:
– А что я? Я все подписал, со всеми обвинениями согласился. Что здоровье зря тратить… – ответил он, и тут же спохватился, то ли искренне, то ли рисуясь перед окружающими: – Мне повезло. В списке сообщников были лишь те, кто уже арестован. Топить никого не пришлось. Иначе, конечно, пободался бы…