По этой причине Наденькина мама на Старую Петуховку и не приезжала: «Ну вот еще, буду я к вам туда ездить…», а когда Наденька ее навещала, мама с надутой миной сидела, как будто они поссорились по-крупному. А потом оказалось, что мама в каком-то рассказе Вадима прочла про школьную сторожиху Людмилу Ивановну, в каморку к которой учитель труда любил захаживать, и так решила, что Вадим ее саму выставил в неприглядном свете. Потому что ее звали именно Людмила Ивановна. А на самом деле рассказ этот Вадим лет шесть назад написал, да и мало ли на свете Людмил Ивановн. Почти всех мам в ближайшем окружении Наденьки звали Людмила, Галина или Валентина. Ну, еще Светлана – за редким исключением… Нет, самое главное, что мама целый месяц молчала о том, что, собственно говоря, случилось. И вот ходи и думай, чем таким ей насолить успели. А когда проблема наконец прояснилась, Наденька еще подумала, что множество горьких обид – фантомны. То есть человек сам себе что-то такое насочиняет и вот ходит и дуется, а фантом тем временем разрастается, пожирая нутро.
Потом мама наконец догадалась посмотреть, в каком году журнал вышел, в котором этот рассказ напечатали, и только тогда успокоилась, правда, успев рассказать всем своим знакомым, какую гадость написал про нее собственный же зять. И все вокруг ей сочувствовали и на Наденьку искоса посматривали, с укоризной. И во многих взглядах угадывалось слово «неблагодарная». Наденька – неблагодарная дочь, потому что взяла и бросила «старую больную мать», мол, вот стукнет тебе самой пятьдесят лет, тогда узнаешь…
А что узнаешь? Наденьке пятьдесят лет уж точно никогда не стукнет. Ну тридцать, ну тридцать пять еще туда-сюда. Но пятьдесят – этого просто не может быть. Однако в ближайшей перспективе надо было решать вопрос, заходить или не заходить к маме после выставки. И Наденька решила, что пусть сперва состоится открытие, а потом можно будет решить, идти или не идти, потому что если прежде она целиком зависела от мамы, то теперь точно так же – от Вадима. И как прежде она не могла оставить маму, если той бывало без нее плохо, – а так бывало почти всегда, но ведь это ужасно – когда мама плачет или когда у нее болит сердце. И связь приходилось рвать очень больно, с кровью. И всякий раз, навещая маму, Наденька уносила с собой вину, а маме оставалась обида. Теперь же вина ее разрослась и странным образом перетекла и на Вадима. Все чаще Наденька с удивлением открывала, что Вадим – недолюбленный ребенок, который думает, что он никому не нужен, хотя это, наверное, неправда. И что если у него в детстве не было даже мячика, как он однажды пожаловался, то это вовсе не значит, что родители его не любили. Мячика не было потому, что их не было в продаже, наверное, вот и все. У нас всегда так: то одно исчезнет из магазина, то другое.