– Почему ты молчала, что Сопун тебя бил? – неожиданно спросил Саша.
– С чего ты взял? – Наденька даже рассмеялась.
– Да он мне сам недавно признался. Колотил я, говорит, ее почем зря, вот она и ушла.
– Нет. Это неправда, – Наденька по инерции начала было оправдываться. – Может быть, он кого-то другого бил, только не меня.
Мужчины вообще часто путают подруг своей жизни, то есть помнят собственные действия и антураж, но с кем именно это происходило, для них вовсе не важно, потому что в центр событий они помещают себя, вот как Кирюха Подойников с этим «Апельсином». Хотя нет, не то. Наденька поняла, что Сопун опять перевел стрелки, будто он один во всем виноват, и чтобы больше никто ничего не спрашивал. Хотя дело прошлое, неужели кто-то до сих пор перемывал им кости? Вот именно что кости – трупик ее любви в лифчике изумрудной зелени давно истлел в платяном шкафу.
Нет, слишком много нитей связывало их с Сопуном. Наденька еще раз пережила жизнь на Старой Петуховке, «короткую, но яркую», – именно! Вспомнила качели, зеркальные дверцы шкафа, уставленную кастрюлями дровяную плиту и, наконец, полосы на животе…
– Сопун от сына отказался. Слышала? – буднично, как бы между делом произнес Саша.
– Как это? – Наденька даже вздрогнула.
– Глазки у ребенка голубые. Все ждал, что потемнеют, как это часто случается, а они так и остались голубыми.
– Что? Голубые глазки – и все? – Наденьку пригвоздило к месту.
– Ты разве Сопуна не знаешь? Ему достаточно малейшей зацепки, и он целую историю вытянет на поверхность. Я пытался его переубедить, да где там.
– Нет, как же можно! Он ведь еще хвастался мне…
– Да, хвастался. Гулять ходил с Петенькой, дорогие игрушки покупал.
– И вот так, в одночасье? Но ведь ребенок уже подрос и все понимает.
Саша пожал плечами:
– Говорит, мне ублюдков не надо.
– Почему же ублюдков? У него есть доказательства?
– Жена на гастроли ездила часто, вот тебе и доказательства, – шумно отхлебнув из стакана, Саша замолчал и уставился в окно.
Поезд весело катил через мост, внизу река играла бликами солнца, на водной глади застыло несколько лодочек. Прямо картинка из букваря. Такой же широкой, медленно текущей и блестящей на солнце представляли в букваре саму жизнь.
«Да кто ты такой? – под перестук колес думала Наденька. – Разве ты злой? Ты же человек изначально добрый. Так что же делаешь с собой и со всеми, кто тебе дорог? Знаешь, у меня, наверное, вообще не будет детей…»
– Ты что там шепчешь? – спросил Саша, возвращаясь к чаю.
Наверное, она говорила почти вслух. С ней это случалось в последнее время, правда, когда она сочиняла стихи. Иногда шла по улице – и вдруг улавливала сперва ритм, а потом и целую строчку, которая тянула за собой другую. И вот, чтобы не забыть, она начинала проговаривать их про себя, а потом незаметно – вслух. И прохожие оборачивались ей вслед.