Артём вытянул руку в окошко, показательно ее расслабив в абсолютно мирном жесте.
Прохор не стал миндальничать, а тупо резанул своим свинорезом по ладони Артёма, предварительно опустошив кофейную чашку в свое нутро.
— Жди. — буркнул он, нацедив на дно чашки крови. — И не злоупотребляй живчиком. Чревато. Поднос забери. Зря, что ли, ребята готовили?
Лязгнул засов с той стороны, отрезая Тропова от внешнего мира. Он так и остался стоять с располосованной ладонью, подносом с едой и капающей на пол кровью.
Сел на корточки возле двери, прислонив ухо к поверхности. Поднос не совсем удобно устроился на коленях, да и методичное шевеление челюсти, мешало слушать, но все же кое–что проскакивало.
В коридоре было достаточно многолюдно и суетливо. Слышались приглушенные дверью возгласы и обрывки фраз. Знакомые термины чередовались с не совсем понятными словами, типа «мут», «зар», «иммунный». Частенько мимо двери проносился звук топота ботинок, явно бегущих куда–то людей. База жила своей жизнью, непонятной новобранцу, даже если он половину жизни посвятил службе в армии.
Слышались достаточно мощные удары, как будто кто–то телом пытался протаранить такую же дверь, какая ограничивала свободу Артёма. Это странно, по меньшей мере. С такой кормёжкой из камеры рваться не резон, а состоит выслушать заказчика. Конечно, в сладкой мышеловке и задачки не простые. Но, если не требуют убивать женщин и детей, то стоит обсудить варианты. Что может подвигнуть людей, биться телом о двери камер, Артём не представлял.
Но точно знал, что убивать всех подряд ради выгоды толстых ублюдков, он не станет. Как и биться о двери камеры. Настоящий солдат призван не убивать за свою страну и по приказу своих вождей. Настоящий воин должен умереть за своих людей, даже если ему придётся убивать врагов, прикрывающихся законами и правилами.
Понятие «преступный приказ» ещё никто не отменял. И тварь отдающая приказ расстрелять колонну гражданских, только потому, что они якобы могут быть врагами, должна тихо сдохнуть в уголке. Например, застрелиться, не вынеся чувства вины, при десятке свидетелей. Убивать и умирать должны только солдаты. Те, кто стал на тропу войны. Когда гибнут гражданские это происки не солдат и не воинов, а тех же террористов, только обличённых властью и мандатами. Артём, как человек военный, понять и простить этих геев не мог и не хотел.
Суета за дверями то стихала, то начиналась по новой. Артём просидел под дверями часа два или три. Единственным постоянным звуком был монотонный тяжёлый удар, как будто долбили плечом в двери. Это упорство настораживало.