— Здорово, чёртушка! Я уж не чаял и увидеться…
— Я тоже рад встречи с вашим величеством, мой кайзер!
— А это что же, Клим? Живой!
— Чего мне сделается, — ухмыльнулся Рюмин.
— Где тебя нелёгкая носила?
— Долго рассказывать, государь.
— А что за малец?
— Али не признал? — вопросом на вопрос ответил довольный посол.
Лицо русского царя, а это был он, неуловимо изменилось. Опустившись на одно колено, Иван Фёдорович пристально взглянул в глаза своему сыну, которого видел второй раз в жизни, пытаясь найти хоть какие-то знакомые черты. Но тогда он был совсем маленьким, прятался от отца на руках у матери и дичился, а сейчас…
— Карлушка? — хрипло спросил тот.
Принц тоже во все глаза смотрел на непонятно откуда взявшегося человека и не знал что делать. На всех картинах, какие ему довелось видеть, герцога Иоганна Альбрехта изображали или в доспехах или в богатом платье, обильно украшенном кружевами, золотым шитьём, и драгоценными камнями. Длинные волосы всегда были красиво уложены, а позы полны величия. А тут перед ним стоял простой офицер в потёртом камзоле. Щёки его, по крайней мере, три дня не видели бритвы, а волосы, вовсе не такие длинные, как на картинах, были спутаны ветром. А ещё от него пахло дымом костров, пороховой гарью и отчего-то рыбой. Но вот взгляд… Взгляд был человека привыкшего повелевать и знающего, что никто не посмеет ослушаться его приказа. Карл Густав знал этот взгляд. Так смотрел на других его дядя – король Густав Адольф. Так смотрела на слуг его мать – герцогиня Катарина.
— Отец? — закусив губу, спросил он.
— Да, малыш!
Не успел он ответить, как мальчик бросился к нему и повис на шее. А тот, обхватив тщедушное тельце руками, держал его и растерянно улыбался.
— Ну, угодил, Лёлик, слов нет, как угодил! — счастливо засмеялся царь и, обернувшись к фон Гершову, сказал: – Проси чего хочешь, дружище, я теперь навеки твой должник!
— Это ещё не всё, — с лёгкой улыбкой отвечал померанец. — С нами ещё и принцесса Евгения, а также благородная мать ваших детей – герцогиня Катарина. Или теперь уместнее называть её царицей Катариной?
— Опаньки, — высоко поднял брови Иван Фёдорович. — Неужто уговорил?
— Вы дали мне поручение, — пожал плечами фон Гершов. — Впрочем, и это ещё не всё. С нами также его высокопреосвященство митрополит Ростовский Филарет, дьяк Томила Луговской и прочие люди, бежавшие вместе с ними из польского плена.
— Что-то до хрена подарков! — глухо пробурчал заметно помрачневший второй прибывший.
— Угу, — хмыкнул государь, а затем представил своего спутника наследнику: – Смотри, сынок, это мой самый верный слуга и самый добрый друг – Никита Вельяминов! Я люблю его как брата, люби и ты его. А сейчас пойдём, проведаем твою сестрёнку… и матушку… раз уж приехала!