Каюта герцогини освещалась лишь нещадно коптящей тусклой жировой лампой. Катарине стало уже немного лучше, и она встретила мужа сидя в кресле. У служанок не было времени привести свою хозяйку в порядок, так что она так и осталась в мятом дорожном платье, со спутанными волосами. Лицо после перенесённых тягот было землистым и на редкость некрасивым.
— Матушка, посмотрите, кто нас встретил! — радостно завопил Карл Густав, таща за руку отца.
— Сидите, сударыня, — остановил жену царь, видя, что та пытается подняться. — Дорога, вероятно, была утомительной?
— Да, ваше величество, — кивнула она. — Я тяжело переношу морские поездки и эта, к сожалению, не стала исключением. Так что мне ужасно стыдно, что вы застали меня в столь жалком виде.
— Не печальтесь. Дорога до Москвы долгая, но в значительной мере сухопутная. У вас будет время оправиться и предстать перед новыми подданными во всём великолепии.
— Вы очень добры, государь. Но как случилось, что вы встретили меня здесь?
— У меня тут были дела, — уклончиво ответил муж и засобирался. — Не буду вас утомлять, мадам. К тому же я хотел увидеть дочь. Где она?
— Пойдёмте, отец, я покажу! — потащил его за собой Карл Густав. — Евгении было нехорошо, не так плохо как Петеру, конечно, но тоже дурно и она с няньками внизу…
— А кто такой Петер?
— Мой друг. Его отец служит конюхом в Гюстрове, а матушка была служанкой у прежней герцогини…
— Вот как?
— Да, а Евгения всё время шторма плакала и прижимала к себе куклу, что подарила ей Клара Мария…
— Бабушка?
— Нет, не бабушка, а сестрица Клара Мария. Мы хотели чтобы она поехала с нами, но она осталась в Ростоке.
— Принцесса Клара Мария…
— Да, принцесса – моя сестра! Впрочем, вы отец, вероятно, знаете её и её матушку…
— Хм. Некоторым образом…
Пока государь общался с членами наконец-таки обретённой семьи, оставшиеся на верхней палубе Клим с Каролем, тоже обсуждали неожиданную встречу.
— А Никита, кажется, совсем не весел? — спросил у Рюмина фон Гершов.
— Так не бывать ему теперь царским свояком, вот и злобится, — вполголоса, так чтобы не услышал Вельяминов, отвечал дьяк.
— Но он, кажется, совсем не хотел такого?
— Ну, так мужик неглупый, хоть с виду и медведь-медведем. Понимает, что нечего в калашный ряд со свиным рылом соваться… Да только ум – умом, а в глубине души, боярскую шапку, поди, не раз уже примерял!
— А я полагал, что он против.
— Чтобы Алёна в полюбовницы пошла? Знамо дело против, что он сестре или чести фамильной враг! А кабы Иван Фёдорович чин чином посватался, так разве хоть слово поперёк бы сказал? Ладно, молчи, а то Никита и так волком смотрит, того и гляди в рыло кому-нибудь заедет от широты души и весёлого характера. Да не вылупляй глаза, сам, поди, знаешь, что у нас на Руси от мордобоя и шпага не спасёт!