— Больше жизни!
— А теперь?
— Теперь… не знаю. Но мне очень неприятно, когда ты говоришь о моём возможном замужестве!
— Я больше не буду!
— Очень на это надеюсь. А теперь иди к господину фон Гершову, и попроси у него прощения.
Шурка вздохнула и направилась к тому месту, где сидел померанец. Он с хмурым видом поглядывал на воду, видимо прикидывая, когда лодка прибудет в очередной раз, но та ещё была очень далеко. Девочка тихо подошла к офицеру и присела рядом с ним на песок.
— Вы на меня сердитесь? — немного виновато спросила она.
— Нет, ваша светлость, — односложно ответил он, не повернув головы.
— Терпеть не могу, когда меня титулуют! — вздохнула Шурка. — Обычно ко мне так обращаются, когда собираются наказать.
— Вероятно, это случается довольно часто, — слабо улыбнулся тот.
— Язык мой – враг мой, — не стала отпираться принцесса.
— Вы что-то хотели?
— Да. Извиниться. Вы простите меня, господин фон Гершов?
— Я уже простил вас, ваша светлость.
— Ну вот, опять!
— Но, как мне называть вас?
— Друзья зовут меня Марией.
— Но вы принцесса…
— Я маленькая девочка, потому не будет никакой беды, если вы станете называть меня по имени.
— Хорошо… Мария.
— Вот и прекрасно, а как мне обращаться к вам? Так… господин фон Гершов, слишком длинно… Болеслав мне не нравится… давайте я буду звать вас Болеком?
Лицо померанца снова дрогнуло, и он поспешно отвернулся.
— Что случилось? — переполошилась Шурка. — Я опять сказала что-то обидное?
— Нет… просто, так меня называла только матушка и… ваш отец.
— Герцог Мекленбургский называл вас Болеком?
— Ну да, а моего брата Лёликом. Это почему-то его забавляло.
— Странно… но если вас это обижает…
— Нет, отчего же. Если вам нравится, то можете. Только не на людях.
— Хорошо, ведь вы тоже не будете звать меня по имени при всех?
— Разумеется.
— Ну вот и замечательно! — поднялась Шурка и довольно улыбнулась. — Теперь мы друзья?
— Как вам будет угодно… Мария.
— Да, совсем забыла, — замялась девочка, прежде чем уйти, и лукаво улыбнулась. — Моя матушка рассердится, если узнает, что я это сказала, но… она не только очень красивая, но к тому же добрая и умная. А ещё у неё никогда не болит голова!
— Я вполне разделяю ваше мнение о фройляйн Марте, — удивлённо вытаращил глаза померанец, — но, боюсь, что не слишком понимаю, о чём вы!
— Это потому, что вы ещё не женаты, — снисходительно заметила принцесса и с довольным видом отправилась назад.
Берлин был в те времена далеко не самой блестящей столицей в Германии, а потому в нём не часто собиралось такое представительное общество, как осенью 1618 года. Главным гостем был, несомненно, молодой шведский король Густав II Адольф, прибывший в Бранденбург инкогнито и, к своему удивлению, заставший там свою сестру Мекленбургскую герцогиню Катарину, приехавшую накануне вместе с детьми. Он, разумеется, рад был встрече, тем более что они с самого детства были очень близки. Но всё же визит её оказался полной неожиданностью. Король прибыл по весьма личному, можно даже сказать интимному поводу. Дело в том, что он, наконец, осознал необходимость жениться. Не то, чтобы Густав Адольф не понимал этого раньше, но будучи без памяти влюблён в свою давнюю фаворитку Эббу Браге, он не хотел слышать ни о ком другом. Увы, ни риксдаг, ни королева-мать, не одобряли подобного мезальянса, и его величеству, несмотря на все усилия, не удалось сломить их сопротивления.