— Добрый день, мадемуазель! — поприветствовал тот свою бывшую ученицу, мерзко при этом улыбаясь.
Бывшая камеристка не удостоила его ответом, а, спешившись, взялась за шпагу и приготовилась защищаться.
Шурка, не решившись оставить мать, со страхом наблюдала за ними из кустов, не зная, что делать дальше – то ли действительно бежать, то ли звать на помощь. Всё решил случай. Навстречу им из-за поворота выехала престранная процессия – из нескольких всадников, окружённых пешими слугами. Длиннополые одежды верховых явно были когда-то роскошными, но теперь выцвели и потрепались, а слуги выглядели и вовсе как оборванцы. Их можно было принять за поляков, если бы не холёные окладистые бороды, да непрезентабельный вид. Всё-таки шляхтичи из Речи Посполитой если и выезжали за границу, то старались разодеться в пух и прах. К тому же один из незнакомцев явно был православным священником – в рясе и с белым клобуком на голове.
— Глянь-ка, владыко, — с поклоном показал ему один из спутников на развернувшуюся перед ними схватку. — Опять басурмане озоруют, нет на них креста, окаянных!
Девочка неожиданно поняла, что понимает их речь, и, ещё не сообразив толком, что делает, закричала тоненьким голосом:
— Помогите!
— Что?! — встрепенулся представительный господин в опашне[15] и меховой, несмотря на летнее время, шапке. — Никак, по-нашему кричат…
— Да помогите же! — выбежала с криком им навстречу Шурка. — На нас разбойники напали!
— Кажись, православных забижают, — хмуро буркнул худой мужик в подряснике и поухватистее перехватив посох, вопросительно посмотрел на священника:
— Благослови, владыко?
— Унять татей! — коротко велел тот.
— А кто из них тать-то? — запоздало поинтересовался один из слуг, но остальные, не дожидаясь ответа, уже кинулись вперёд.
Вооружены они были откровенно плохо, лишь у одного был бердыш, да ещё у двоих сабли, а чернецы и вовсе имели лишь посохи. Но пошли в бой дружно и, похоже, были рады возможности подраться.
— Обоих и вяжите, там разберёмся, — крикнул им вслед предводитель и ухмыльнулся в густую бороду.
Хотя вмешательство в схватку непонятно откуда взявшихся оборванцев с решительными рожами оказалось для Бопре полной неожиданностью, ушлый француз не растерялся и, развернув коня, бросился наутёк, не дожидаясь, пока его начнут охаживать со всех сторон дрекольем. Марте же, не сразу сообразившей, что у них появились союзники, едва не досталось, и лишь истошные крики Шурки: – "Своих бьёте!" – уберегли её от увечий.
— Кто такие? — внушительно спросил господин в опашне, когда к ним подвели обезоруженную камеристку.