– Пишешь или медитируешь? – без приветствия поинтересовалась она, стоило Марку отозваться.
Он не сдержал усмешки, в очередной раз удивляясь, как такая современная образованная женщина, как Алина, умудряется сделать из существительного «медиум» глагол «медитировать». Иногда ему казалось, что она уже давно запомнила разницу, но путает специально, поэтому он тоже давно перестал раздражаться и поправлять ее.
– Чай пью, – солгал он, откладывая в сторону кисть.
– Бросай свой чай, хватай какое-нибудь гениальное полотно и дуй на вокзал, – велела Алина.
– Зачем?
– Затем, что мне удалось добиться для нас парочки мест на Международном московском фестивале.
Она сказала это так просто и естественно, словно сообщала, что заняла им столик в ресторане неподалеку, а не выбила участие в самой крутой российской выставке. Марк о ней даже не мечтал. Уже несколько лет места на этом фестивале распределялись между своими: теми, кто состоял в Союзе художников и исправно платил членские взносы. Марк ни в какой Союз вступать не собирался принципиально, какие бы блага ему ни сулили. Когда-то давно он услышал гениальную фразу: «Я не хочу состоять в обществе, которое считает меня своим членом». Он не помнил, где ее услышал, кто ее сказал, но фраза показалась ему замечательной и стала девизом его творческой жизни.
– Если для этого нужно вступить в Союз художников, то я уже говорил, что не стану этого делать, – заявил он.
Алина громко рассмеялась.
– Если бы я знала тебя чуть хуже, уже обиделась бы на твое предположение, что я сдалась этим напыщенным буржуям, – хохотнула она. – Не боись, я надавила на кое-какие рычаги и нас берут просто так. Так что давай шустро, выставка открывается завтра в девять, к тому времени твоя задница должна быть в зале, а твоя мазня – на стене, понял?
Она плюхнула трубку, не дожидаясь ответа, да он ей и не нужен был. Знала прекрасно, что Марк такой шанс не упустит. Он и в самом деле не собирался упускать. Второго раза может и не быть. Либо не позовут, либо Алина пригласит кого-нибудь другого.
Марк торопливо прополоскал кисти в воде, бросил их в подставку, вымыл руки, не обращая внимания на те пятна, которые следовало бы потереть чуть более тщательно, и направился к стене, где висели и стояли уже готовые картины, чтобы выбрать ту, которая будет представлять его на фестивале.
Остановился на большом полотне с изображением заброшенной усадьбы в деревне, где когда-то находилась дача бабушки Риты. Саму дачу продали вскоре после смерти Веры Никифоровны, а пейзаж он писал, еще когда та была жива, и Рита с Марком частенько возили ее туда, поскольку самостоятельно ей было добираться долго и тяжело.