У селонов было присловье: «Лосось как камень с горы назад не вернётся».
Ход рыбы был для племени селонов великою страдою. Они покидали огулом «Гнездо», раскидистый улей, висевший на тысячах свай как остров среди озера Лоч, над тёмной и сонной водой. Они приходили сюда с грудными детьми и собаками, с жертвенным камнем и круглым широким ножом, сиявшим как пламя и никогда не тускневшим, и о котором старухи говорили, что он упал сверху, с самого солнца. Они приносили с собой старого Деда, у которого волосы были белы как перья у лебедя и ноги не разгибались уже двадцать зим. Его несли на плечах юноши, сменяя друг друга, поочерёдно. Дед считался отцом и хранителем племени, загонщиком дичи, подателем охотничьего счастья.
Кроме Деда у селонов был ещё Прадед или Предок. Он был сделан из человеческих костей и обёрнут шкурами. Предок обитал в тёмной закрытой каморке над тремя средними сваями большого помоста и остался стеречь покинутый дом и имение. Вместе с ним остался и Помощник, каменный идол, привязанный сверху у дымовой трубы.
На левом берегу Юраты раскинулся лагерь, широкий и весёлый, засыпанный крупною рыбой. Мужчины подтаскивали к берегу мерёжи как полные мешки и вываливали рыбу на песок. Девочки и мальчики длинной вереницей таскали её в корзинах, по двое, на круглую площадь, где женщины, сидя на земле, пластали её круглыми, острыми кремневыми ножами. На чёрной сушильне рядами висели тысячи распластанных спин. Повсюду валялись головы, кишки, хвосты, — лакомый корм для собак. Но собаки их не ели. Они убежали вверх по реке и там, забредая в Юрату по брюхо, веди рыбную ловлю на собственный страх просто зубами в воде. Они выедали у пойманной рыбы жирную спинку, а голову с костью бросали на песок. Всё это после должны были подобрать лисицы, и шакалы, и хорьки, которые являлись сюда как в свой осенний склад. И осенью здесь у селонов было лучшее место для добычи пушного зверя.
Грудами лежала неубранная рыба. Её попросту сваливали в глубокие ямы и сверху прикрывали дёрном и засыпали землёй. Рыба бродила в земле и обращалась в бурую кашу. Из каши мяли колобки и пекли на горячих углях в скудное зимнее время.
Малт и Низея медленно тянулись в гору, сгибаясь под общею ношей. Их обгоняли мальчишки, которым не хватало корзин. Вместо того, они задевали за жабры по рыбине на каждый палец обеих рук и быстро бежали вверх, отставив кисти будто два странных чешуйчатых опахала.
— Го-го! — кричали они, пробегая мимо, словно щёлкая бичом на ходу.
— Го! — отзывалось за ними и катилось по всей веренице носильщиков рыбы.