— Нет, никуда.
— А в туалет?
Олег покраснел.
— Ну да, конечно…
— Сколько раз?
— Я не считал. Допустим, раза два.
— Через сколько минут возвращалась?
— Ну… минут через пять, Может, через шесть. Или через четыре, я не смотрел на часы.
— Но не через полчаса?
— Ну что вы! Нет, конечно!
Брянцев поднялся из-за стола и стал расхаживать по кабинету.
«Спокойно, спокойно!» — говорил он себе, морщась от начинавшей пульсировать у виска мигреневой боли.
Он по опыту знал, что не следует паниковать раньше времени и всякий раз вспоминал в таких случаях слегка отредактированное им изречение бессмертного Швейка: надо надеяться даже тогда, когда, казалось бы, уже и не на что надеяться. Вот это «казалось бы» и оставляло ту малую толику надежды, которая включала второе дыхание, заставляя некое серое вещество под черепной коробкой шевелиться живее, а там вскоре и всегда нежданно-негаданно приходила счастливая, на удивление простая мысль. Или, также нежданно-негаданно, случалось то, что называют простым везением, счастливой случайностью. Кстати сказать, Брянцева в прокуратуре считали везунчиком, да, впрочем, и сам он верил в свое везение и часто рассчитывал на него в минуты отчаяния, когда, казалось бы, не оставалось никаких шансов, никакой возможности убедительно доказать совершенно очевидную для него самого вину подследственного. И сейчас он тоже в глубине души верил, в глубине души расчитывал на тот самый случай. Глупый и счастливый, который верой и правдой служит, как правило, профессионалам высокого класса.
…Сделав последний круг, он опять сел за стол и, вперив в Олега суровый пронизывающий взгляд, продолжил допрос:
— Что было на Савиной, когда она пришла к вам в общежитие?
— Черная такая шубка, вроде как котиковая.
— А на голове?
— Серый вязаный берет. Но, может, вы объясните, что произошло вчера вечером?..
— Вчера вечером, между семью тридцатью и восемью тридцатью в своей квартире была застрелена Орлинкова, — сказал Брянцев. — Соседи видели выходившую в это время из подъезда незнакомую женщину в коричневой норковой шубе.
Миронов оторопело посмотрел на следователя:
— Но ведь в коричневой, а не в черной!
— Она могла войти в дом в черной шубе, а выйти в коричневой. Свидетели утверждают, что норковая шуба выходившей из подъезда женщине была великовата. А в руке она держала туго набитый пакет.
— Гела пришла ко мне с небольшой кожаной сумочкой, в которой едва поместилась бутылка коньяка. И уходила с этой же сумочкой, — решительно заявил Миронов.
— Перед тем как вернуться в общежитие, она могла переодеться в машине, которая наверняка была припаркована где-нибудь неподалеку.