— Расслабься и, главное, успокойся — скомандовал он, — закрой глаза.
Сергей положил руку мне на лоб и замолчал. Прошла минута. Эта игра стала мне надоедать и я уже мысленно начал подбирать слова, чтобы послать его подальше, как тут Сергей опустил ладонь мне на глаза и…
Глаза озарила яркая вспышка, слишком неожиданная для того, чтобы кричать. Сквозь тьму колодца я увидел день…
* * *
По дороге двигалась крестьянская телега, окружённая гарцующими казаками, вооружёнными ружьями и саблями. Казаки иногда злобно кричали на толпящихся по краям дороги людей, замахиваясь при этом саблей или плетью:
— Что рты пораззявили?! Разбойников государёвых не видали?
Испуганно крестясь, люди отступали в стороны, кто-то плевал телеге вослед, но гораздо больше было тех, кто злобно сжимал кулаки и, прищурившись, посматривал из-под драного каптура. Иногда проносился шёпот:
— Постой, придёт ещё наше время!
Из толпы вырывались возгласы:
— Да кой из них Стенька будет?
— Вон тот разбойник — вишь, кафтан его чай побогаче будет.
— Такой и царю в пору!
— Эх, соколик ты наш, соколик!
На устланных грубой рогожей досках сидели два человека, закованные в тяжёлые ручные и ножные кандалы. Их шеи были схвачены рогатками. Один из них был одет в роскошный шёлковый кафтан, из-под которого виднелась рубаха из тонкого дорогого полотна. На ногах были обуты красные сафьяновые сапоги. На вид ему было около сорока. Это был мужчина в самом расцвете сил — широко раздвинутые плечи, мощная, загорелая шея, гордо откинутая назад голова. Тёмные волосы, по-казацки остриженные в кружок, лениво перебирал тёплый ветерок, путаясь в небольшой кучерявой бороде и усах. В бледном, неподвижном лице, застывшем и превратившемся в камень, не было ничего притягательного. Привлекали лишь глаза — в них застыли мука, боль и ярость. Они буквально жгли окружавших телегу казаков и те, встретившись с разбойником взглядом, суеверно крестились и поворачивали коней. Его взгляд опалял и приковывал к себе лица людей, которые всё гуще толпились у дороги.
Второй разбойник не отличался одеждой от первого, но сидел он, поникнув, опустив плечи, уперев глаза в рогожу, страшась поднять голубые, испуганные глаза. Бледные губы нашёптывали молитву, иногда он хватался за светлые кудри, теребил бороду и тяжко вздыхал.
К телеге на высоком вороном коне подъехал грузный, пожилой казак.
— Вот, Стенька, скоро Москва встретит тебя колокольным боем! — злорадно оскалился всадник.
— Рано радуешься, крёстный — ещё неизвестно, как всё обернётся! ответил первый разбойник.
— Ужо известно — пощады не жди!