* * *
«Вы, воры и клятвопреступники, изменники и губители христианских душ со свои товарищи под Симбирском и в иных многих местах побиты, а ныне к великому государю, царю и великому князю всея Великия, Малыя и Белыя Руси Алексею Михайловичу, божьему помазаннику и самодержцу службою и радением атамана Войска Донского Корнея Яковлева и всего Войска и сами вы пойманы и привезены. В расспросе и пытках вы в том своём воровстве повинились. За такие ваши злые и богомерзкие дела, за измену и разорение приговорены великим государём нашим, царём и великим князем всея Великия, Малыя и Белыя Руси к смертной казни четвертованием».
* * *
Это была обыкновенная выписка из какого-то библиотечного хранилища. Он вновь переложил листок надвое, сунул в тетрадь и вышел из кабинета…
* * *
— …Ночью думы муторней.
Плотники не мешкают
Не успеть к заутренней:
Больно рано вешают.
Ты об этом не жалей, не жалей,
Что тебе отсрочка?!
На верёвочке твоей
Нет ни узелочка!
Лучше ляг да обогрейся
Я, мол, казни не просплю…
Сколь верёвочка не вейся
А сорвёшься ты в петлю!
[3]Я перестал петь, потому что в это время щёлкнул дверной замок. Он стремительно вошёл в комнату, замер надо мной. Я поднялся и сел на кровать:
— Прочитали?
— Прочитал, — буркнул он, внимательно меня разглядывая.
В его глазах читалось беспокойство. Он опёрся на пластиковый столик, привинченный к полу.
— Ну и какой вы мне диагноз поставили?
Он молчал.
— Шьёте раздвоение личности, манию величия? У меня тяжёлый и неизлечимый случай? Такого ещё не было в мировой практике? Вам повезло — на моём примере получите известность, — я опёрся спиной о холодную, выкрашенную в мягкий, до тошноты салатовый цвет стену.
Он пожал плечами и ответил:
— Я думаю, что вы здоровы.
— Но подлечиться не мешает, да? — усмехнулся я.
— Вы действительно верите, что в прошлой жизни были Степаном Разиным?
— Почему бы и нет? Я тщательно записывал все свои видения, всё, о чём вы прочитали. Неужели вы не верите в то, что может проснуться подсознательная генная память? В наших генах заложена информация многих тысяч поколений, а, может, даже всей вселенной со дня её сотворения и до дня гибели. У меня единичный случай?
Он покачал головой:
— Нет, нечто подобное уже было, — он обхватил себя руками, замкнул их на плечах, словно ему стало холодно. — За что вас уволили? — задал он неожиданный вопрос.
Я усмехнулся:
— Легко догадаться — значит, я кому-то мешал. В больницы подобного типа людей просто так не отправляют для лечения.
— Может быть, — протянул он. — Кому же вы перешли дорогу?
— Брынчалову, — сказал я, и его лицо тут же изменилось.