Как в замедленных кадрах старого, черно-белого фильма — горшок с геранью раскачивался на подоконнике из стороны в сторону, наконец желание упасть пересилило. Он сорвался вниз. Треск разбившегося горшка показался громче прилетевшего грохота от взрыва.
Война!? Блицкриг. Молниеносные войны всегда несостоятельны.
Попытаются закончить за ночь. Действуют по ленинской системе: почта, вокзал, телеграф, виноводочные склады и конечно же — «Смольный», Белый дворец Диктатора.
Приехал отдохнуть и не предполагал, что попаду в такую кашу. Кто мог подумать, что в нашей, когда-то единой и дружной стране, такое возможно? Оказывается ещё как возможно!
Я медленно опустился на диван, пошарил по стоящему рядом журнальному столику в поисках спичек и сигарет, продолжая зачарованно пялиться в уже не такой мутный и темный провал окна. Ночь раздирали на части огненные вспышки. Дом задрожал, по улице черным бронтозавром резво пробежал, разворачивая мягкий асфальт, танк.
Хорошенький выдался отпуск. Дядя Слава предупреждал, что могут возникнуть этнические проблемы при встрече с подвыпившими аборигенами, но такое…
Когда не ладится на работе, в театре, лучший способ провести летний отпуск в дали от дома. Если предоставляется такая возможность — на юге: море, жаркое солнце, дешевые фрукты, а главное — большой частный дом. Одна половина в моем единоличном распоряжении, в другой — живет милая и приятная молодая семья.
Спичка чиркнула, но не зажглась. В дверь требовательно и громко стучали:
— Андрей! Андрей! Андрей! — донесся сквозь нервный стук голос соседа — Юры.
— Черт побери, — облегченно выдохнул я и побежал открывать дверь. Как идиот, от новой серии раздавшихся взрывов, по инерции спросил:
— Кто там?
— Сто грамм! Андрей! — истерично закричал Юра, не переставая барабанить в дверь.
Я открыл.
Юра стоял передо мной в одной майке и спортивных штатах, домашние тапочки на босу ногу. На начинающей лысеть голове, жесткие волосы сбились в комки и стояли дыбом.
— Ты слышишь, что происходит!? — возбужденно воскликнул Юра, проскальзывая в прихожую.
— Слышу, — буркнул я.
Проходя по коридору в зал, Юра заглянул в спальню.
— У тебя, как у меня — выбито окно.
Я пожал плечами.
— Война, — обречено вздохнул Юра, и мешком плюхнулся на заскрипевший под ним кожаный диван.
— Ублюдки! Мне наплевать на их политические амбиции! Причем здесь простые люди, причем здесь мы? — Он испуганно затих, пригнул голову. Где-то рядом бухнул взрыв, дом, как живой, вздрогнул.
Мы услышали крики и нам стало страшно — так кричат люди, когда им очень больно или они испытали па себе что-то ужасное. Что может быть ужаснее смерти близкого человека?