И дверь открыта. Оттуда тянется струею тонкий пар. Должно быть, внутри слишком жарко.
Мы входим в сени, потом в горницу.
Бинский щурится от света, но вопрошает попрежнему грозно:
— Где исправник?
— Здравствуйте, — отвечают нам хором двадцать голосов. — Пожалуйте, гости дорогие.
Все встают с мест и обступают нас.
— Мы послать хотели за вами, — повторяют они наперерыв.
Бинский обводит их глазами, и лицо его смягчается. На кого тут сердиться? Все это наши соседи, близкие знакомые.
Вот почтеннейший исправник Шпарзин, Владимир Петрович. В трезвом виде мухи не обидит. А в пьяном виде чистейший сахар и даже часто плачет от избытка чувств. Он подскочил к Бинскому и трясет за руку, и нос его лоснится от умиления.
Он, правда, злостный взяточник и проигрывает в карты купцам не только казенные деньги, но также и соль и муку. А когда проиграется вдрызг, посылает казаков отобрать у счастливых партнеров казенные продукты.
Казаки заодно, пожалуй, захватят и собственный купеческий запас. Но это — в местных нравах и входит как бы в правила игры.
Если выиграл у вышнего начальства, сумей поскорее запрятать. Тогда не отнимут.
Вот Ваньковский, помощник исправника. Его рыбная избушка стоит на заимке рядом с нашей, и во время промысла мы состязаемся — кто больше наловит. Вот отец Александр, безносый священник, безносый и гундосый. Он уже два раза горел от пьянства, но его оттирали снегом. Вот Сашка Судковский и вдова Елисанова, они живут в гражданской любви и, когда играют в карты с чужими людьми, подают друг другу сигналы пальцами. Высунут средний палец, и это значит — туз козырей, а указательный — король, безымянный — дама. Если их поймают, то слегка обругают, и игра продолжается дальше. Вот Соловьев — торговец; у него плоский череп и веселые глазки, а вместо носа широкая черная дырка. И кажется, что сквозь эту дырку можно насыпать внутрь черепа мерку зерна или фунтов пять дроби. Он танцор и балагур, дамский любезник и душа общества. Вот две дамы, две попадьи, — одна попадья Кириллиха, а другая Гаврилиха.
А вот девицы.
Дука-Беленькая. О ней парни сложили игривую песню:
Ай, Дука, Дукашок,
Дука, сахарный душок!
Вот Монька, поповская дочь. О ней сложили иную песню, не сладкую, а терпкую, как черная ягода сиха:
От соленой рыбы вонько,
У поповских дочи Монька.
Она ходит колесом,
Продает парням весом…
Вот Нимфодора, а прозвище такое, что и написать нельзя… Чичирка, Анюрка Черная…
Они обступили нас. Мы для них — дорогие, желанные гости. Девицы льнут к Бинскому.
Закуска, спирт. Ужин, еще спирт. Все наспиртовались.