Марк вдруг наклонился и вытащил из-за кресла бутылку вина, которую прихватил с собой, поднимаясь на чердак.
— Будешь? — поинтересовался он у брата. — Только у меня один бокал.
Тот кивнул.
— И без бокала сойдет.
Марк налил себе немного вина и протянул ему бутылку.
— Не могу отрицать, что я делал все, чтобы ты меня презирал, — в свою очередь признался он, сделав глоток. — И до аварии, и особенно — после. Но что-то мне подсказывает, что ты завел этот разговор среди ночи не просто так.
Франц посмотрел на него со странной кривой ухмылкой. Марк одновременно узнавал и не узнавал его. Никогда еще они не вели таких откровенных бесед. Франц был старше него на пять лет, совсем другого склада ума, и близости между братьями не было даже в детстве.
— Ты прав. Просто хотел извиниться. Мне кажется, даже наши родители уже поняли, что нужно было научиться принимать тебя таким, какой ты есть, не ломать, не пытаться подстроить под свои желания. Я теперь тоже это понял.
Марк удивленно приподнял брови.
— Мне, конечно, лестно, но с чего вдруг?
Прежде, чем ответить, Франц приложился к горлышку бутылки, затем поставил ее на пол и полез в карман джинсов. Он вытащил оттуда довольно мятый, сложенный вчетверо альбомный лист и протянул Марку. Тот взял нерешительно, даже не предполагая, чего ожидать.
Внутри оказался портрет девочки, сидящей в центре огромного цветка, как маленькая Дюймовочка. Марк без труда узнал Сабину и не мог не признать, что неизвестный художник очень постарался. Конечно, не без огрехов, которые обычно устраняют в художественной школе, но тем не менее очень и очень талантливо. Возможно, он сам нарисовал бы девочку не намного лучше.
— У автора большой потенциал, — хмыкнул Марк, разглядывая рисунок, сделанный цветными карандашами, а затем посмотрел на брата. — Кто он?
— Алекс.
Брови взлетели вверх так быстро, что он едва успел остановить их.
— В самом деле?
Франц кивнул.
— Удивительно, да? Я всегда презирал тебя за это, и вот мой сын оказался таким же, как ты. Ненавидит математику, абсолютно не понимает физику, не в состоянии растянуть карманные деньги на неделю, но рисует как Леонардо.
Марк снова уставился на рисунок, чувствуя при этом внимательный взгляд Франца на себе. Он вдруг понял одновременно две вещи: Франц знает, что Алекс его сын, и знает, что Марк тоже это знает. Убедившись в том, что лицо его не выдаст, Марк протянул рисунок обратно.
— Отдай его в художественную школу, — спокойной посоветовал он. — У твоего сына определенно есть талант. Может что-то получиться. Если же нет, по крайней мере, он будет знать, что ты его поддержал. Поверь, для него это важно.