За все надо платить. За силу. За власть. За красоту.
А узник… он улыбнулся, откинул длинные седые волосы за спину, повел плечами и вскинул руки.
Магия. Древняя, исконно морайская, вырвалась на свободу. Она окутала небольшое пространство подземелья, вобрала в себя яркое золото эльфийских рун и рванула к ведьме.
У той не было ни единого шанса. Все закончилось слишком быстро. Так быстро, что Эльмарис даже не успела испугаться.
Ведьма, опутанная заклинанием, запрокинула голову и закричала. Дико. Люто. Тонкие плети морайской магии тянули из нее силу. Саму жизнь выпивали. Всю. До капли.
И тело ее ссыхалось. Съеживалось, а потом и вовсе осыпалось прахом на грязные каменные плиты пола. И прах этот смешался с пылью и золой.
Ничего-то не осталось от ведьмы,
— Спасибо, — тихий голос заставил Эльмарис съежиться. Она с опаской подняла взгляд, заглянула в темные глаза бывшего узника. — Спасибо, — повторил он, опускаясь на корточки и протягивая руку, предлагая Эльмарис помощь. Она покосилась на тонкую ладонь, и не решилась прикоснуться к ней.
— К-кто в-вы? — дрожащим шепотом спросила целительница.
— Вайнер… Вайнер Мереж… это мой дом… мой… — он улыбался. И дышал. Глубоко и часто. Худая запавшая грудь его ходила ходуном, а на лице… странно, необъяснимо молодой лице, сияла улыбка. Счастливая. Искренняя. Так и хотелось улыбнуться в ответ, хоть ни ситуация, ни место к улыбкам не располагало.
Сглотнув вязкую слюну, Эльмарис все же заставила себя встать на ноги. Без помощи. Тот, кто называл себя Вайнером Мережем, руку опустил и тоже поднялся.
— Вы представить себе не можете, какое это наслаждение, иметь возможность управлять собственным телом, — произнес он. — После стольких лет заточения, когда я не мог пошевелить даже пальцем, каждое движение приносит истинное наслаждение.
Он вздохнул. Улыбнулся широко.
— Вы — моя спасительница, прекрасная госпожа. Позволено ли мне будет узнать ваше имя?
— Эль… Эльмарис… — целительница чувствовала себя растерянной. Она то и дело косилась в тут сторону, где осыпалась прахом ведьма. С опаской поглядывала на узника, который узником-то больше и не являлся.
Он был худ и изможден не в меру. Тонкая кожа натянулась на костях и того и гляди порвалась бы. Глаза в обрамлении черных кругов, казались двумя омутами, бескровные губы, растянутые в широкой улыбке, обнажали два ряда белоснежных зубов.
А еще он был обнажен. Совершенно. Лишь только тонкие, будто паутина, волосы, сбившимися клочьями свисали до пояса. Но он был жив. Тот, кто назвал себя Вайнером Мережем. И свободен.