И желание сбежать тут же пропало. Вернее, оно отступило, вытолкнув на первый план голос разума.
Эльмарис поторопилась в дом, чтобы успеть проскользнуть прежде, чем дверь захлопнется.
Внутри жилище было… странным. Неуютным.
И вроде мебель добротная и обивка на ней миленькая, подобрана со вкусом в тон коврам и гардинам, и свечи горят ярко-ярко, освещая и холл небольшой, и лестницу на второй этаж, по которой уже поднимался Лерс со своей ношей. Женщина, что встретила их на пороге, суетилась впереди, показывая дорогу. Внутри чисто, просторно, но… все одно неуютно.
Холодно. Несмотря на то, что и камины растоплены были жарко. Но пламя это было… словно не живое и не грело совершенно. И зеркала развешенные повсюду притягивали взгляд. Завораживали.
И чудилось Эльмарис, что не зеркала то вовсе, а глаза, которые наблюдают за ней. Сам дом этот и то, что он скрывает внутри себя, глядел на нее. Следил. Приглядывался.
А может и не глаза то, а проходы… Темные провалы, сквозь которые можно попасть в мир иной. Темный, страшный. Потусторонний.
Целительница головой тряхнула, отгоняя наваждение. Поежилась, обхватив себя за плечи руками, и поторопилась догнать Лерса.
И пусть боевик ведет себя странно и про нее словно забыл. Но рядом с ним спокойно. И безопасно. Он не даст ее в обиду и не отдаст никому. Ни дому этому, ни тому злу, что притаилось в недрах его.
Он обещал. Клялся ей, что защитит, убережет. А дарканцы слово свое держат. Всегда. Даже если дали его в минуту слабости или не подумав.
Эльмарис торопилась. Лерс уже поднялся на самый верх, того и гляди свернет сейчас в коридор какой и вовсе с глаз скроется. В зеркале мелькнула тень и девушка вздрогнув, оглянулась. Покачнулась, наступив на подол, руками взмахнула. Ваза, стоящая тут же, у подножия лестницы, закачалась и вот уже рассыпалась на сотни осколков. Грохоту было.
Наверху всполошились.
Матушка Арель так и вовсе руками всплеснула, запричитала. Говорила что-то быстро так, что и слов-то было не разобрать.
— Кузина моя, — донесся до слуха целительницы уверенный голос Лерса. — Бедовая совсем. Навязалась в попутчицы, сил нет избавиться. Давно уж думал бросить где-нибудь, да пропадет ведь. Куда ей, горемычной, одной оставаться.
Эльмарис покраснела. Вспыхнула мгновенно, чувствуя, как сердце, что и без того работало с перебоями и вовсе замирает и в груди разрастается пустота.
Кузина? Как так-то?
Почему?
И слезы к глазам подступили. Желание развернуться и убежать подальше из этого дома стало так и вовсе нестерпимым.
— Риска! — закричал сверху Лерс. — А ну иди сюда, пока еще чего-нибудь не натворила. Где ты там?