– Уймись, Йоханнес! Хватит на меня рявкать!
Но рявкал-то не кто-нибудь, а она сама.
Наконец-то пришел день, когда Эльза осталась довольна одной из своих картин. Она улыбалась так нежно, что у меня, целый год терпевшего отказы, вспыхнула новая надежда. Эльза, тихонько смеясь, бросилась мне на шею, но стоило мне размечтаться о том, чем грезил в моем возрасте любой парень, как она завела мою руку себе за спину и сделала подобие пируэта. Когда я понял, что меня приглашают на роль балетного партнера, мне стало тошно. Потом она без предупреждения отклонилась назад, причем так резко и бескомпромиссно, что мне чудом удалось ее удержать. Я ждал, когда же это прекратится, но она, стоя передо мной, нетерпеливо подпрыгивала:
– Подними меня, Йоханнес!
– Каким образом?
– Положи руку вот сюда: я подпрыгну – и сразу поднимай.
Я не ожидал, что она как ни в чем не бывало подведет мою руку под самую запретную часть своего тела. Вряд ли можно было совершить поступок глупее моего: я отказался! Естественно, мне этого хотелось, хотелось не один год, но я страшился возможного позора: а вдруг у меня не получится оторвать ее от пола?
– Да брось ты. Стеснительный какой!
У нее взмокла спина, от тела исходил сладковатый, почти перечный запах… волосы растрепались, темные глаза ожили. Мне стоило немалых трудов не смотреть на ее вздымающиеся груди, круглые, как дыньки-канталупы. Я не знал, куда деваться: мое желание было уже не скрыть.
– Ну пожалуйста!
Подступив совсем близко, Эльза привстала на цыпочки и балетным жестом подняла руки над головой, а потом выгнула спину и еще больше выставила груди.
Мой пробный заход был предпринят в основном для того, чтобы она не обратила внимания на шишку, которая вжималась ей в бедро. Напрягшись, я оторвал Эльзу от пола, и лицо мне пощечиной обжег ее мягкий живот. Опираясь на мои плечи, она хотела подняться выше, и от ее веса у меня чуть не подогнулись ноги. Внезапно я услышал громкий стук; Эльза вскрикнула, и я решил, что к нам вломилась Пиммихен, чтобы посмотреть в глаза Эльзе и жестом скрюченного пальца указать ей на дверь. Но нет: Эльза больно стукнулась макушкой о потолок и обмякла всем телом. Я ее опустил. Вопреки моим ожиданиям она не плакала, но смеялась до слез. И невольно меня приобняла. Давно я не видел ее в таком радужном настроении; пяти минут внимания с ее стороны мне хватило, чтобы забыть долгие годы пренебрежения: это пренебрежение теперь казалось мне, вопреки всякой логике, исключением, только подтверждавшим правило. Передо мной была та Эльза, которую я знал прежде.