Я пришла сюда не для того, чтобы узнать о детстве Джаннулы. Рассказ Миты поверг меня в ужас, но я не могла просто закрыть на него глаза. Я должна была все узнать. Должна была понять, кем являлась Джаннула и что делала. Здесь наверняка можно было найти ответы на те вопросы, от которых она всегда уклонялась.
Мита не хотел вести меня в ее камеру, но я настояла. Мы побрели по лабиринту служебных коридоров, останавливаясь только для того, чтобы сказать проходившим мимо квигам, что Эскар вернулась и что у них было много дел. Когда перед нами показался большой коридор, предназначенный для драконов, Мита сначала убедился, что он пуст, и лишь потом позвал меня за собой.
Один туннель проходил сквозь операционную, в которой три врача-дракона изымали память какого-то несчастного саара, лежавшего на высоком металлическом столе. Его черепная коробка была открыта; врачи что-то из нее вырезали с помощью механических рук, напоминающих сочлененные ножки насекомого, которые оканчивались скальпелями. При виде хирургов я в ужасе замерла, но Мита схватил меня за плечо своей тонкой задней рукой и потянул за собой мимо стальных полок с оборудованием. У врачей на каждом глазу было чашеобразное устройство, позволявшее им сосредоточиться исключительно на работе. Мита махнул квигутлам-фельдшерам, и они стали подносить губки и нити для сшивания особенно шумно.
Я съежилась и поспешила за Митой.
Следующий служебный коридор привел нас к ряду обычных человеческих камер. Все они пустовали. Сквозь узкие зарешеченные окна лился серый утренний свет.
– Не вссе жертвы дают ссоглассие, – пояснил Мита. – Некоторые не хотят возвращаться в есстесственный облик. Этих негодяев держат здессь, а ее камера была в ссамом конце.
Я прошла по коридору, чувствуя, что сердце колотится где-то в горле, и открыла тяжелую дверь, которая вела в бывший дом Джаннулы. Я узнала эту камеру: грязный пол, низкая кровать, холодные стены. Костюм из кроличьих шкурок висел на крючке рядом с дверью.
Они ставили на ней эксперименты. У меня свело живот.
Неудивительно, что она отреагировала на меня так, как отреагировала. Возможно, я была первым участливым человеком, которого она видела за всю свою жизнь. Я появилась ниоткуда и проявила к ней доброту.
А потом выгнала из своего сада, заставив вернуться в эту жизнь.
Мое горло пересохло настолько, что я едва могла говорить.
– В конце концов, они ее отпустили. Я не смею надеяться, что это был акт милосердия, но… но почему они ее отпустили?
– Отпусстили? – повторил Мита. – Ее, в дикую жизнь? Они ее не отпусскали.