Сражение за стенами крепости внезапно стихло. Курши недоуменно оглядывались. Кто-то из них взялся подбирать убитых и раненых, кто-то зализывал собственные раны. Стоило остановить отчаянную рубку, и руки налились тяжестью, с трудом удерживали мечи и щиты. Что-то пропел их боевой горн, и нападавшие стали неспешно отходить. Защитники, подхватывая своих убитых и раненых, устало потянулись к воротам крепости.
Альберт, воодушевленный внезапным воздействием гласа Божьего, перехватил посох за центр древка, поднял его над головой и склонился над парапетом площадки. В лучах солнца его белое одеяние светилось, словно само излучало свет изнутри. Люди на площади застыли.
– Братья и сестры, – донеслось до них с высоты. – Пробил наш час испытаний. Курши отошли, но они скоро вернутся. Только силой и мужеством докажем мы преданность нашу истинной христианской вере. Сейчас вам раздадут оружие. И пусть каждый из вас с оружием в руках встанет на защиту своих жизней, своих детей и самой Святой церкви. Каждому, кто вступит в бой, будет даровано отпущение грехов. Да будет так! Аминь!
Гул воодушевленных голосов пронесся по толпе.
– Господь с нами!
– Разобьем язычников!
– Смерть язычникам!
Альберт вновь потряс посохом. Душа его кипела, словно призывая сменить сутану на кольчугу, а епископский посох на двуручный меч и самому вступить в бой за веру во славу Господа, и он с трудом подавил внезапный порыв. Господь даровал ему другую роль. Его слово должно быть острее меча. Его воля и его видение дадут защитникам больше силы, чем его руки, привычные не к оружию, а к крестному знамению.
Кто-то тронул его за рукав. Карл, с избытком наделенный могучей первобытной силой, которая так нужна сейчас защитникам внизу, стоял рядом и настойчиво тянул его за край сутаны.
– Вам нельзя стоять на открытом месте, отче, – промычал монах. – Там стреляют.
– Глупости. Курши отходят. Мы слишком высоко. Кто сможет… – начал отвечать епископ, и слова застыли на его губах.
– Не надо ее, – потребовала Лея. – Она новенькая и еще ничего не умеет. И она тебя боится.
– О, еще как надо! У меня идея. Я сделаю это прямо здесь. Под звуки музыки. Я буду это делать, а он будет играть на дудке.
– Но я не могу!
– Не можешь? – Рудольф вернулся к Вальтеру и кольнул его кончиком меча в живот. На тунике выступило кровавое пятно. – Хочешь, чтобы я вспорол тебе брюхо?
– Я не могу играть на флейте! – прохрипел миннезингер. – У меня распухли губы и горло. Я не смогу выдуть воздух. Не трогай меня – и я сыграю на гитерне.
Рыцарь в сомнении покачал головой.