А я сидел и думал. Думал об Арнольде Шнайдере и понимал, что начинаю тихо ненавидеть его. А также ненавидеть себя за то, что вчера так легко поддался провокации и рассказал ему об Элис и ее связи с несчастным случаем, произошедшим несколько дней назад. Но ему я не мог простить, что он своими бесцеремонными расспросами довел мою подругу до такого состояния, в котором она пребывала в последние несколько часов. Других причин, по которым она могла так расстроиться, я не видел. Либо попросту не знал чего-то.
Чего? Рассказать об этом могла только сама Элис. Для этого мне надо было с ней просто еще раз поговорить. Доказать, что она может, не боясь, поделиться со мной чем угодно, но от одной навеянной страхом мысли, которая блуждала где-то в глубине подсознания, в груди у меня кололо все сильнее и сильнее. И как бы я ни пытался прогнать ее прочь, она все равно пульсировала в моем мозгу: вдруг наш с ней последний разговор уже состоялся? Не зря же она молчала больше часа. Наверное, ждала от меня каких-то действий, слов, правильного вопроса, а я сидел, тупо уставившись на нее или разглядывая океан. Вот же идиота кусок!
Откровенно говоря, мне не хотелось в это верить. Как не хотелось признавать свою тупость и невежество. Может быть, мне прямо сейчас стоило встать и пойти к ней. Но раз уж она попросила не беспокоить ее, и мы договорились встретиться вечером, я не мог нарушить слово. Иначе не был бы собой.
Поэтому подозвал проходившего мимо официанта, заказал себе сразу две порции «Куба Либре» и остался врастать в плетеное кресло, наблюдая за посетителями. И, как назло, именно сейчас, когда я как никогда был готов к общению на самые различные темы, никто неожиданно не появлялся, как раньше, чтобы подсесть за мой столик. Пусть даже сам Арнольд Шнайдер – мне было, что ему сказать. Но больше всего в этот момент я был бы рад Рону МакКонелу. Этому конопатому шотландцу с кривыми зубами я бы сейчас с удовольствием излил душу. Только его тоже нигде не было видно. Наверное, он опустошал мини-бар в своем бунгало и вряд ли имел желание высовывать нос на улицу в такую погоду. А самому подходить к людям и знакомиться с ними, как делали многие из них, я, к сожалению, не умел. И вот, впервые за долгое время я вдруг ощутил, что мне стало как-то грустно в одиночестве. Оттого-то я за последующий час, наверное, и повторил свой заказ еще два раза, из закусок налегая только на жареный арахис, миску которого официант сам поставил передо мной, видя, как я ударил по спиртному.
Дождь снаружи лил, не переставая, уже больше часа и даже не думал утихать. Наоборот, даже припустил еще сильнее, как будто что-то придало ему свежих сил. Бесновавшийся ветер по-прежнему натягивал временные стены бара, как паруса. Но многим из посетителей, похоже, было наплевать на дождь снаружи, раз они столпились у самого выхода на пляж и по очереди зачем-то выходили из-под крыши, а через мгновение возвращались мокрые с головы до ног и шумно что-то обсуждали.