Это воспоминание все еще мучительно для меня, и я его решительно прогоняю. Хотя Виктория Прокопьевна сказала, что я тогда повела себя просто гениально. Лучше не придумаешь. А это, по ее мнению, значит, что я ещё не окончательно потеряна, и если надо мной немного поработать, из меня может выйти толк.
Вот и работаем. Сначала смущаюсь — Ксенина бабушка тратит на меня и время, и, главное, деньги. Но потом понимаю, что ей самой это все страшно нравится. Ксения пристроена, больше у Виктории Прокопьевны никого нет. А тут ей под руку подворачиваюсь я — каракатица и дуреха, да еще и несчастно влюбленная. Какой простор для творчества! Ничего не хочу сказать о ней плохого. Она чудесная и искренне увлечена своим новым творческим проектом под названием «Анна Унгерн», но иногда мне становится грустно. Слишком уж все у нее… технологично что ли? А как же чувства?
Спрашиваю ее как-то об этом. Она только всплескивает ухоженными руками.
— Ань, ну что городишь? Технологично — нет ли. Это нельзя противопоставлять. Тебе кажется, что как только возникает какая-то технология, то нет места честным и открытым чувствам? Это мнение чистого гуманитария. И женщины без должного опыта. Не обижайся. Это правда. И потом подумай-ка. Если эти самые технологии дадут тебе главное: бабника Федьку Кондратьева на блюдечке с голубой каемочкой и с цветочком в руке, разве это плохие технологии?
Смеюсь, представив себе огромного Кондратьева на блюдечке и с понурой ромашкой в лапище. Картина мне эта нравится, и я веселею. Виктория Прокопьевна тут же подмигивает. «Мы победим на этой барахолке!»
На работе в своих новых нарядах я произвожу фурор. В транспорте на меня действительно начинают заглядываться мужики. Вот только Федьки среди них как не было, так и нет. Обиделся он тогда круто. Даже за палкой своей позабытой так и не приехал. Ну и что мне в таком случае дает разработанная Викторией Прокопьевной технология, если Федор о ней ничего не знает и меня — нарядную и с новой прической, так и не видит? Уже начинаю подумывать о том, чтобы сложить свои новые платья и юбки в шкаф, до каких-нибудь лучших времен, которые когда-нибудь обязательно настанут, но Виктория Прокопьевна запрещает мне это категорически.
— Вот представь: ты снова влезешь в свои тряпки и по закону подлости в тот же момент встретишь Кондратьева. Ты ж на себе все волосы потом с досады выдерешь. Да и потом покупала я их тебе не на лучшие времена, а на сейчас. На лучшие времена ты себе сама потом купишь.
Из Германии приходит приглашение. Остальные документы у меня уже готовы, и вскоре в моем ещё ни разу не использованном заграничном паспорте появляется новенькая шенгенская виза. Смотрится она просто офигительно. Даже на фотографии в ней я себе нравлюсь, а это уж вообще редкий случай. Теперь остается купить билеты. Виктория Прокопьевна тут же рекомендует мне перевозчика: «Никаких Аэрофлотов дорогая. Только Люфтганза». А потом глаза ее внезапно начинают блестеть, и она заявляет, что давно не была в Берлине и с удовольствием навестит там друзей.