Лилия в янтаре. Книга первая. Исход (Чикризов) - страница 159


Джулитта, проявив неожиданный такт, не стала приставать с вопросами пока я удовлетворял себя желудочно, а делилась местными новостями. Новости, к сожалению, были не очень радостные. Как оказалось, я и Россини были не единственными жертвами увлечения мастером пиротехникой. Были и другие пострадавшие, как при взрыве, так и при тушении пожара.


- Оттано... помнишь, такой, вроде злой всегда ходил, левая рука у него не гнулась ещё? Они с Мериньо как раз чего-то длинное на носилках мессеру Джиованни несли, Оттано аккурат в дом зашёл, а Мериньо ещё нет, так Оттано оттуда и вынесло, только порваного всего, словно куклу тряпичную. Мериньо телом с ног сбило, а Оттано всё... уже и неживой. Это я сама видела, я ж вот тут вот была, у окна стояла, и видела. Вот всё-всё видела. За один миг всё случилось. Словно из ада самого пыхнуло, да так, что ярче солнца. А уж гром-то какой был! Не иначе, сам враг рода человеческого бесновался. Я в жизни ничего громче не слыхивала... Мериньо встаёт - и весь кровью облитый, а у самого-то ни царапины... Луто, ну, скотник, ты с ним поругался два месяца назад, он к Титте уходил, а ты ему сказал телегу запрячь через час, а он забыл... так когда грохнуло - у него со стены вилы сорвало - и прямо в живот ему! Ну, этого я, конечно не видела, это Смирро рассказывал. Вот ведь как Господь распорядился, и нарочно-то не сделаешь, а оно вона как. Пока жив, но из дырки гной пошёл, Фурелла говорит, нехорошо это. А вот Милвио уже лучше. Первые дни-то, как в себя пришёл, после того, как его в пожаре горящим бревном приложило, всё кричал, как кричал-то, аж страшно было. И днём кричал, и ночью. Пожёгся сильно. А вот уж несколько дней, как молчит. Авось да выживет, а то мужчин-то мало осталось. Слава Всевышнему, мой Гримальдо тогда в городе был, синьору продукты возил, а то может тоже... - она испуганно перекрестилась. - И Чедонио схоронили уже, и Баццо. Только они так обгорели, что и не узнать, кто есть кто. Так и схоронили. Падре, правда, долго сомневался, как хоронить, но что ж делать-то? Поименовал рабами Божьими, да и отпел...


Имена, имена, ничего не говорящие мне имена... Не могу я помнить ни Оттано, ни Баццо. Не было меня тут. Не ругался я с Луто два месяца назад. Я тогда в другом мире и в другой жизни был. Тут был Ружеро, но он уже ничего не вспомнит. Он тоже в этом печальном списке ушедших. Вот только ни отпеть, ни помолиться за него, ни даже пожалеть его посмертно некому. Стёрт оказался пацанёнок навсегда и бесследно, словно морозный узор со стекла. Только этот момент для меня и сентиментален, поскольку Ружеро, как ни крути, не чужой мне, я в его теле живу, а вот остальных я никак не знал, а потому и скорби никакой в моём сердце не было. Какие-то люди перестали жить. Ну и? Что нового?