Джатто ещё не понял, что происходит, как в проёме появилась мать. Окинув комнату взглядом, та всплеснула руками:
- Джатто!
- А я видела! - не унималась Джанка. - Я видела!
Джатто растерялся и не знал, что сказать на эту неописуемую ложь, и молча стоял столбом, пока не появился отец, лицо которого, при виде сына, стоящего посреди осколков, налилось кровью, как глаза у быка.
- Ты! - взревел он, медленно подходя к испуганному пареньку.
- Но... это не я! - наконец подал голос Джатто. - Это ведь она разбила! - он ткнул палец в ухватившуюся за материну юбку Джанку.
- Джатто! - укоризненно покачала головой мать. - Стыдись. Это недостойно мужчины.
- Мужчины?! - заорал отец и влепил сыну такой удар в ухо, от которого тот не устоял и рухнул на пол. - Где тут мужчина? Это убогое ничтожество, вылезшее из твоего чрева - всё, что угодно, но только не мужчина! Негодный слизняк! Мерзавец!
Джатто отползал от наступающего на него отца, повторяя, как молитву "это не я!", но его никто не слушал.
- Да ещё и трус! Сваливать свою вину на невинного ребёнка! Мерзкая, подлая тварь! Ты разрушил мои планы! Убью!
Схватив сына за грудки, он воздел его с полу и, продолжая осыпать бранью, начал с размаху бить по лицу кулаком. Ошалевший от ужаса Джатто сделал только одну попытку защититься, а потом сознание его поплыло, руки опустились, и только голова моталась из стороны в сторону при каждом ударе. Когда же он очнулся, стало ещё хуже: разъярённый отец отдал его пороть слугам. Такое унижение было хуже боли...
Было ли это единственным случаем, когда Джанка намеренно поставила его? О, нет! Не проходило недели, чтобы ему не попадало вместо неё. Словно по контрасту с ненавидимым сыном, дочь для Кароджо была ангелом, и он и слышать не хотел, что она могла совершить что-либо неблаговидное. Но Джатто страдал не только от рук отца.
Позавчера со своими друзьями к нему пришёл Аччаюоли, чтобы обсудить грядущее событие, на которое они все были приглашены: как раз это самое торжество по поводу посвящения Маццинго Тегрими в рыцари, на которое Джатто теперь направлялся в полном одиночестве. Не каждый день отпрыски таких известных в Тоскане семей, как Аччаюоли, приоткрывают дверь в свой круг. А с ним ещё были и Альбицци, и Стронци, и Питти. Каждый со своими миньонами, так что набралось человек двадцать, заполнив весь сад, в котором они и устроились. Слуги были заранее предупреждены и были готовы, появившись с вином и фруктами сразу же, как только гости расселись. Каково же было удивление Джатто и всего общества, когда среди слуг появилась Джанка, весьма просто и легко одетая (а лучше сказать - раздетая) в греческом стиле, несущая блюдо со сваренными в меду финиками. Сестра и не могла остаться неузнанной, поскольку её хорошо знали в Фиренце. Её едва прикрытые короткой туникой колени и колыхающиеся под тонкой тканью упругие груди вызвали восхищённые выкрики, а Джатто, почувствовавший какой-то подвох, обратился к ней: