И, не выдержавши тона,
Потеряв терпенье, рабби
Восклицает возмущенно:
«Таусфес-Ионтоф не годится?
Из себя совсем я выйду!
Отомсти ж ему, господь мой,
Покарай же за обиду!
Ибо Таусфес-Ионтоф, боже, —
Это ты… И святотатца
Накажи своей рукою,
Чтобы богом оказаться!
Пусть разверзнется под ним
Бездна, в глуби пламенея,
Как ты, боже, сокрушил
Грянь своим отборным громом,
Защити ты нашу веру;
Для Содома и Гоморры
Ты нашел смолу и серу!
Покарай же капуцина, —
Фараона ведь пришиб ты,
Что за нами гнался, мы же
Удирали из Египта.
Ведь стотысячное войско
За царем шло из Мицраим
[61]В латах, с острыми мечами
Ты, господь, тогда простер
Длань свою, и войско вскоре
С фараоном утонуло,
Как котята, в Красном море;
Порази же капуцинов,
Покажи им в назиданье,
Что святого гнева громы —
Не пустое грохотанье.
И победную хвалу
Воспою тебе сначала,
Танцовать и бить в кимвалы».
А монах вскочил, и льются
Вновь проклятий лютых реки:
«Пусть тебя господь погубит,
Осужденного навеки.
Ненавижу ваших бесов
От велика и до мала:
Люцифера, Вельзевула,
Не боюсь твоих я духов.
Темной стаи оголтелой; —
Ведь во мне сам Иисус,
Я его отведал тела.
И вкусней Левиафана
Аромат христовой крови;
А твою подливку с луком,
Верно, дьявол приготовил.
Ах, взамен подобных споров
Я б на углях раскаленных
Закоптил бы и поджарил
Всех евреев прокаженных».
Затянулся этот диспут,
И кипит людская злоба,
И борцы бранятся, воют,
И шипят и стонут оба.
Бесконечно длинен диспут,
Целый день идет упрямо,
Очень публика устала,
И ужасно преют дамы.
Двор томится в нетерпении,
Кое-кто уже зевает,
И красотку-королеву
Муж тихонько вопрошает:
«Вы скажите ваше мненье
О сцепившихся героях, —
Капуцина иль раввина
Предпочтете из обоих?»
Донна Бланка смотрит вяло,
Гладит пальцем лобик нежный,
После краткого раздумья
Отвечает безмятежно:
«Я не знаю, кто тут прав —
Пусть другие то решают,
Но раввин и капуцин
Одинаково воняют».