Лирика и сатира (Гейне) - страница 37

Как пахнешь ты ароматно!
Каштаны с подливкой в капустных листах,
Я в детстве любил не вас ли?
Здорово, моя родная треска,
Как мудро ты плаваешь в масле!
Кто к чувству способен, тому всегда
Аромат его родины дорог.
Я очень люблю копченую сельдь,
И яйца, и жирный творог!
Как бойко плясала в жиру колбаса!
А эти дрозды-милашки,
Амурчики в муссе, хихикали мне,
Лукавые строя мордашки.
«Здорово, земляк! — щебетали они. —
Ты где же так долго носился?
Уж верно ты в чужой стороне
С чужою птицей водился!»
Стояла гусыня на столе,
Добродушно простая особа.
Быть может, она любила меня,
Когда мы были молоды оба.
Она, подмигнув значительно мне,
Так нежно, так грустно смотрела!
Она обладала красивой душой,
Но у ней было жесткое тело.
Наконец принесли поросенка нам,
Он выглядел очень мило.
Доныне лавровым листом у нас
Венчают свиные рыла!

Глава 10

За Гагеном скоро настала ночь,
И вдруг холодком зловещим
В кишках потянуло. Увы, трактир
Лишь в Унне нам обещан.
Тут шустрая девочка поднесла
Мне пунша в дымящейся чашке.
Глаза были нежны, как лунный свет,
Как шелк — золотые кудряшки.
Лепечущий вестфальский акцент
Я впитывал с наслажденьем.
Забытые образы вызвал пунш,
И я вспоминал с умиленьем
Вас, братья-вестфальцы! Как часто пивал
Я в Геттингене с вами![89]
Как часто кончали мы ночь под столом,
Прижавшись друг к другу сердцами!
Я так сердечно любил всегда
Чудесных, добрых вестфальцев!
Надежный, крепкий и верный народ,
Не врут, не скользят между пальцев.
А как на дуэли держались они,
С какою львиной отвагой!
Каким молодцом был каждый из них
С рапирой в руке иль со шпагой!
И выпить и драться они мастера,
А если протянут губы
Иль руку в знак дружбы, пускают слезу, —
Сентиментальные дубы!
Награди тебя небо, добрый народ,
Твои посевы утроив!
Спаси от войны и от славы тебя,
От подвигов и героев.
Помогай, господь, твоим сыновьям
Сдавать успешно экзамен.
Пошли твоим дочкам добрых мужей
И деток хороших, amen![90]

Глава 18

Минден[91] — грозная крепость. Он
Вооружен до предела.
Но с прусскими крепостями я
Неохотно имею дело.
Мы прибыли в сумерки. По мосту
Карета гремя прокатила.
Зловеще стонали бревна под ней.
Зияли рвы, как могила.
Огромные башни с вышины
Грозили мне сурово.
Ворота с визгом поднялись
И с визгом обрушились снова.
Ах, сердце дрогнуло мое!
Так сердце Одиссея[92],
Когда завалил пещеру циклоп,
Дрожало, холодея.
Капрал, подойдя, учинил нам опрос:
«Как звать и кто мы чином?» —
«Я врач глазной, зовусь Никто[93],
Снимаю бельмо исполинам».
В гостинице стало мне дурно совсем,
Еда комком застревала.
Я лег в постель, но сон бежал,
Давили грудь одеяла.
Над широкой пуховой постелью с боков —