Лирика и сатира (Гейне) - страница 38

На первую страницу
По красной камчатой гардине,
Поблекший золотой балдахин
И грязная кисть посредине.
Проклятая кисть! Она мне всю ночь,
Всю ночь не давала покою.
Она дамокловым мечом[94]
Висела надо мною.
И вдруг, змеей оборотись,
Шипела, сползая со свода:
«Ты в крепость заточен навек,
Отсюда нет исхода!»
«О, если б снова дома быть, —
Цепенея, шептал я с тоскою, —
В Париже, в Faubourg Poissonnière[95],
С возлюбленной женою».
Порою кто-то по лбу моему
Проводил рукою железной,
Как будто цензор вычеркивал мысль,
И мысль обрывалась в бездну.
Жандармы в саванах гробовых,
Как призраки у постели,
Теснились белой страшной толпой,
И где-то цепи гремели.
И призраки повлекли меня
В провал глухими тропами,
И вдруг я к черной отвесной скале
Прикован был цепями.
«Ты здесь, проклятая грязная кисть!»
Я чувствовал, гаснет мой разум.
Когтистый коршун кружил надо мной,
Грозя мне скошенным глазом.
Он дьявольски схож был с прусским орлом.
Он в грудь мне впивался когтями,
Он хищным клювом печень рвал, —
Я стонал, обливался слезами.
Я долго стонал, но крикнул петух —
И бред ночной испарился,
Я в Минодене, в потной постели лежал,
И коршун в кисть превратился.
Я с экстренной почтой выехал прочь
И с легким чувством свободы
Вздохнул на Бюкебургской земле,
На вольном лоне природы.

Глава 21

Полусгоревший город наш[96]
Отстраивают ныне.
Как недостриженный пудель, стоит
Мой Гамбург в тяжком сплине.
Не стало многих улиц в нем.
Напрасно их ищу я.
Где дом, в котором я познал
Запретный плод поцелуя?
Где та печатня, куда я сдавал
«Картины путевые»?[97]
А тот приветливый погребок,
Где устриц вкусил я впервые?
А где же Дрекваль[98], мой Дрекваль где?
Исчез, и следы его стерты.
Где павильон, в котором я
Едал несравненные торты?
И где же ратуша, сенат —
Тупого мещанства твердыни?
Погибли! Напрасно надеялись все,
Что пламя не тронет святыни.
С тех пор продолжают люди стонать,
И с горечью во взоре
Передают про грозный пожар
Десятки страшных историй.
«Горело сразу со всех сторон,
Все скрылось в черном дыме.
Колокольни с грохотом рушились в прах,
И пламя вставало над ними.
И старой биржи больше нет,
А там, как всем известно,
Веками работали наши отцы,
Насколько можно — честно.
Душа золотая города — банк,
И книги, куда внесли мы
Стоимость каждого из горожан,
Хвала творцу, невредимы.
Для нас собирали деньги везде,
И в отдаленнейших зонах.
Прекрасное дело! Чистый барыш
Исчислен в восьми миллионах.
Все набожные христиане взялись
За дело помощи правой.
Неведомо было левой руке,
Сколь много берется правой.
К нам отовсюду деньги шли —
По землям и по водам;
Мы принимали всякий дар, —
Нельзя же швыряться доходом.
Постели, одежды сыпались нам,
Следующая страница