– Почему? – огорчился писодей.
– Ну как же? – удивилась Наталья Павловна. – Я вам рассказывала: дедушка очень боялся потерять академический паёк и служебную дачу. К тому же он считал, что Вавилов забросил большую науку, растратил дар на заграничные вояжи да ещё влип в какое-то антисталинское подполье. А Трофим Денисович был труженик, пахарь, вол. И никогда, кстати, не писал ни на кого доносов. Зато в войну, когда немцы захватили весь юг, мы прокормились благодаря его «яровизации»: он вывел такие сорта, которые отлично росли на самом севере. Его заграничные ученики получили недавно Нобелевскую премию!
– Чьи ученики?
– Лысенко.
– Вы что-то путаете, Наталья Павловна!
– Ничего я не путаю, Андрей Львович, – с раздражением возразила она. – Просто историю пишут не победители, как почему-то считается, а дети и внуки побеждённых.
– Обида – двигатель истории! – усмехнулся Кокотов, подумав: «О чём только не приходится говорить с женщиной по пути в постель! Вот смешно-то будет, если у нас не сладится из-за Лысенко!»
– Пожалуй, что и двигатель! – Обоярова снова с интересом посмотрела на Кокотова. – Ваша мысль?
– Нет, Сен-Жон Перса! – с вызовом ответил он, страстно предчувствуя, что всё-таки сладится.
– Ва-аша! Но мы отвлеклись. Съёмка задержалась. Не помню теперь: то ли долго устанавливали свет, то ли опоздал профессор Капица. Маме пришлось развлекать гостя беседой, она поила его чаем и постепенно, слово за слово, узнала, что он разведён, страшно одинок и ищет спутницу жизни, достойную его положения заместителя директора Института прикладной генетики. Впрочем, семейное положение мужчины легко определяется и без слов…
– Как?
– По глазам! У женатого – прописанные глаза.
– В каком смысле?
– Ну, вроде отметки в паспорте. Понимаете, несвободный мужчина всегда озабочен возвращением домой, даже если ушёл в недельный загул. Этого не скроешь ни за что! Вот у вас глаза «непрописанные». Мама тогда как сума сошла: свободный сорокапятилетний профессор ищет новую жену! Разве можно упустить? Одним словом, через неделю Федя явился к нам на обед и произвёл на меня скорее приятное впечатление. У него были короткие седеющие волосы и розовое лицо борца за здоровую старость. Кстати, Лапузин оказался спортсменом: играл в большой теннис, катался на горных лыжах, летал на дельтаплане, а в молодости занимался классической борьбой, благодаря чему его и взяли в аспирантуру. В тот вечер он был одет в тёмно-синий блейзер с золотыми пуговицами, вместо галстука шея была повязана шёлковым платком, как у вашего соседа по столу. Впрочем, кое-что в нём раздражало меня с самого начала…