Прошла примерно неделя, как Мишель извлек Ключ из
абонентского ящика на Главпочтамте. Ее хватило с лихвой, чтобы папочка принял
решение перепрятать Дар в более подходящем месте.
— Понимаешь, Ритуля, — рассказывал мне Мишель спустя
много лет, — пока Ключ Иштар лежал у нас в квартире, я весь извелся. Места себе
не находил. Был, как на иголках, умываясь испариной от каждого телефонного
звонка и вслушиваясь в доносившиеся из коридора шаги соседей, как какой-нибудь
взвинченный акустик с подводной лодки. Так и до язвы желудка доиграться
недолго. Сидишь и ждешь, когда уроды в масках вынесут дверь, свихнуться можно…
Короче, Мишель решил вернуть Ключ на Главпочтамт. Только в
новую ячейку. Банковский сейф подошел бы лучше, но только не в ельцинской
эРэФии с ее тошнотворной нестабильностью, где банкротства комбанков стали такой
же банальщиной, как и отстрел банкиров конкурентами. ПАФ, ПАФ, ПАФ, лужи крови
на обтянутых розовой кожей сиденьях лубочного шестисотого мерса. Пуля из
пистолета ТТ с глушаком вырвала из наших рядов махрового урку с грузинской
фамилией, восемь ходок на зону, пять отсидок, два побега, почетного президента
комбанка ОБЩАК, зарегистрированного во Владимирском Централе…
В качестве альтернативного варианта Мишель приберегал камеру
хранения на автовокзале, но, как говорится, добра от добра — не ищут, почта не
подвела Игоря Ивановича, Мишель решил, послужит снова, не обломается…
Только, до нее еще надо было дойти, вот в чем, оказывается,
тонкость была…
В один из мартовских дней 1992-го года мы покинули нашу
ленинградскую квартиру вдвоем, не зная, что уже никогда не вернемся в нее. В
квартиру, полученную еще дедушкой, Электроном Адамовым, после многих лет в
очереди на Путиловском заводе. В квартиру, осиротевшую, когда дед ушел, оставив
папу и бабушку вдвоем. Пока не появилась мамочка, и Мишель не обрел новое
счастье, впрочем, оказавшееся таким недолговечным…
Папа захлопнул за нами дверь, чтобы никогда больше не открыть
ее, подал мне руку, и мы прошлепали к лифту. Спустились на первый этаж.
Папочка, я и Мэ — Ключ Иштар лежал все в той же картонке из-под обуви,
подобранной Игорем Ивановичем возле бутика. Мишель спрятал коробку в старенькую
спортивную сумку, которую таскал еще в институт. Покинув парадное, мы вежливо
поздоровались с несколькими соседками, мирно перемывавшими чьи-то кости, сидя
на скамейке с самого утра, и поплелись к детскому саду. Он располагался рядом,
буквально в двух шагах от нашего дома, фактически — во дворе чешской
многоэтажки.
Не знаю, как бы поступил Мишель, если бы на нас напали прямо
в тот момент. Ему бы довелось выбирать между мной и Иштар, хочется верить, он,
все же, предпочел бы меня. Но, Провидение избавило его от трудного выбора.
Мишеля взяли за жабры уже на выходе из садика, когда он, передав меня с рук на
руке воспитательнице, добрейшей Нине Моисеевне, бабушкиной приятельнице, шагал
к ближайшей троллейбусной остановке. Скажем так, оставив мамочкин Дар на
попечение Нины Моисеевны, папа намеревался передать Дар Иштар на попечение
Главпочтамта. Но, этого не случилось. Едва он, выйдя из ворот, поспешил вдоль
забора по тенистой дорожке мимо металлических гаражей, установленных методом
самозахвата симпатичного в прошлом скверика, как дорогу ему заступили двое
мордоворотов с физиономиями гопников.