— Слышь, кент, курить есть?!
Бритоголовые, как Ван-Дамм в «Самоволке», по босяцкой моде
тех лет…
— Ребята, я не курю, — отвечал Мишель на ходу с
максимально возможной вежливостью, поскольку времена стояли Окаянные, точно,
как в известном произведении Ивана Бунина, пережившего их посредством бегства
через границу. На улицах постоянно кого-то били и грабили, и сделаться жертвой
гопарей мог кто угодно, а не один Хранитель Ключа от Вечности…
— А башли есть?!
— В смысле — деньги? — папа машинально поправил ремешок
сумки, болтавшейся на плече.
— Ты че, русского языка не понимаешь, или конкретно
прикалываешься, нифель?!
Они медленно наступали на отца. Видимо, чтобы оттеснить в
глухой угол, образованный несколькими секциями бетонного забора и ржавым
гаражом, густо разрисованным фаллическими и вагинальными символами вперемежку с
матерными словами, чтобы развеять последние сомнения, что именно изображено
самобытным художником.
— Я без работы второй месяц, — отвечал папа, маневрируя
таким образом, чтобы не зажали в углу.
Как-то, когда я в начальной школе Кирьят-Моцкина увлеклась
тхэквондо, папочка прочел мне целую лекцию о пользе ног, посредством которых
важно не только сильно бить, но и умело маневрировать на ринге.
— Или на татами, это не суть важно, где, — говорил
Мишель. — Хотя бы и на асфальте. Ибо, Рита, сколько бы боксер, каратист и любой
другой боец не оттачивал ударную технику, без умения двигаться крайне сложно
добиться успеха в поединке. Без маневра не выстроишь умелую защиту, не уйдешь
от атаки, не переведешь дух, не потянешь противника за собой, выцеливая прорехи
в обороне. Да и в контрнаступление не перейдешь, избрав самый подходящий
момент, чтобы поставить эффектную и эффективную точку. В особенности, если ты
не прирожденный панчер…
Папа им, кстати, тоже не был, хоть мог похвастать
профессионально поставленным ударом. Как-то, уже в Израиле, на спор порвал
тренировочную грушу левым кулаком. ХЛОП — есть.
— Да мне пох, есть у тебя работа или нету, заебыш, — постепенно
распалялся один из гопников. — У меня тоже нет, ну и хуй с того? В сумке у тебя
чего, пидрила?
— Ничего ценного, — с самым искренним видом заверил
Мишель, следя, главным образом, чтобы мнимый моряк не сократил дистанцию.
— Дай сюда, урод! — пролаял второй гопник, хватая отца
за плечо, на котором болталась сумка. Понятно, глядя на щуплую папину фигуру,
сутулые плечи и очки с толстыми линзами (кстати, проблемы со зрением были
прямым следствием занятий боксом), бандиты полагали его легкой добычей. И
крупно облажались. Еще до того, как пятерня молодчика очутилась на плече,
Мишель, не размахиваясь, ударил снизу в разрез, метя под кромку ребер, точно в
печень. И не промазал. Охнув, бандит пошатнулся, мигом утратив интерес и к
отцу, и к содержимому его сумки. Решив закрепить успех, Мишель, сделав короткий
шажок, выбросил вперед все тот же, уже отличившийся кулак, ввернув его точно в
область солнечного сплетения противника. Гопник рухнул, как подкошенный. Его
напарник, взревев от ярости или просто подбадривая себя звериным воплем, ударил
папу ногой. Отразив этот чисто слоновий выпад коленом, Мишель ответил
молниеносной связкой, начатой отрезвляющим прямым в подбородок, и завершенной
сокрушительным крюком. Правда, чтобы освободились руки, сумку довелось бросить
на землю.