Да, вот еще что. Накануне приезда дяди Жорика у меня с папой
состоялся разговор, надолго оставивший неприятный осадок.
— Рита, — подозвав меня, строго сказал отец. — Ты у
меня девочка умная и ответственная, тем не менее, хочу повторить: никто не
должен знать о том, что «глаз бога», с которым я разрешил тебе играть,
находится у нас дома.
— Никто-никто? — спросила я.
— Никто, — очень серьезно повторил Мишель.
— Даже твой друг дядя Жора, который всегда нам помогал?
— Он — в самую первую очередь.
— Но, почему, папочка?
— Это для его же блага. Я тебе потом как-нибудь
объясню. Но не раньше, чем ты окончательно повзрослеешь. Поняла?
Конечно, я поняла. Ослушаться отца у меня и в мыслях не
было. Но, эпизод запал в память. Еще бы, взрослые порой ведут себя так странно.
Например, имеют секреты от самых близких друзей. А отчего так, обещают
растолковать, когда повзрослеешь. Чтобы это уразуметь, и взрослеть особо не
требуется…
Вопреки тому непонятному мне разговору, с приездом француза
настало удивительнейшее, сказочное время. Еще бы. папе на службе предоставили отпуск,
и мы отправились в путешествие по стране. В небольшое турне по всяческим
интересным местам, которыми знаменит Израиль. Мы посетили Стену Плача и Храм
Гроба Господня в Иерусалиме, полюбовались золотым Куполом Скалы, съездили в
Вифлеем и Назарет. Было очень здорово. Дядя Жерар оказался очень забавным. Он
не был женат, у него не было детей, и скоро он так привязался ко мне, а я к
нему, что это стало нервировать Мишеля. Я сейчас понимаю, он возревновал! Что
сказать, было от чего. Обычно мы с дядей Жорой ходили, взявшись за руки, и моя
детская ладонь тонула в его ручище великана. А когда я уставала, или мне просто
хотелось покапризничать, он усаживал меня к себе на плечо. Точно, как одноногий
пират Джон Сильвер с Острова сокровищ — своего любимого попугая, научившегося
выговаривать слово пиастры. Это сравнение не слишком-то впечатляло, быть
попугаем, пускай, даже пиратским, мне не импонировало. Тем более, что и слово
пиастры оказалось мне не по зубам, я не выговаривала русскую букву «р», поэтому
пиастры у меня становились пиастгами. Дядя Жора угорал со смеху, твердя, что,
судя по произношению, я — настоящая француженка. Меня это сравнение тоже злило,
толком не знаю, отчего, ведь он хотел мне польстить. Зря, меня вполне
устраивало быть еврейкой. Вскарабкавшись к Жорику на плечи, я, бывало,
представляла себя укротительницей диких слонов, вот это было воистину здорово!
— Я гаджа, а ты — мой любимый боевой слон, и нам
обязательно надо остановить полчища этого пагазита Александга Двугогого…