Это откладываемое все дальше на потом «когда-нибудь», по
мере того, как шелестели годы, рисковало вообще никогда не наступить. Думаю,
папочку перестал смущать подобный оборот, в глубине души он приучил себя и к
такому финишу. Все же лучше, чем, истратив кучу усилий, разочароваться в мечте,
поцеловав запертую дверь или, хуже того, пустое место вместо Белой пирамиды. Вдруг
все, во что верил Мишель, на поверку оказалось бы блефом? Нет, Мишелю
совершенно не улыбалось почувствовать себя альпинистом, обнаружившим на
вожделенной вершине ватерклозет. Стоило ли, учитывая все риски, форсировать
события? Полагаю, Мишель не раз задавался подобным вопросом. Ответ звучал
недвусмысленно: нет.
Кроме того, папа больше не хотел перемен. В его прежней
жизни случилось слишком много потрясений. Спасаясь от них, мы удрали в другую
страну. Она приняла нас, мы в ней прижились. У нас обоих появились друзья,
жизнь потихоньку наладилась, мы больше не чувствовали себя парочкой астероидов,
несущихся в вакууме невесть куда из эпицентра взрыва. Бросить все это,
неизвестно во имя чего? Нет, у папы на это не было сил. Парадокс, но они с
Жориком поменялись местами. Произвели рокировку, можно сказать и так. Дядя Жора
звал в дорогу, а Мишель отнекивался, отшучивался и юлил, на ходу выдумывая
убедительные отговорки, лишь бы не идти сегодня в школу, как наверняка
охарактеризовала бы его поведение бабушка. Если бы была жива…
— Уж не сдрейфил ли ты, Мишель? — подначивал отца дядя
Жора. — Черт побери, я тебя не узнаю, приятель! Что с тобой, дружище, не темни!
— Ничего такого… — бубнил папа, пряча глаза.
— КГБ ты, что ли, задним числом испугался?! Так зря
вибрируешь, опасность миновала. Если ты запамятовал, Советского Союза больше
нет. Соответственно, нет ни Комитета, ни ГРУ Генштаба…
— А как по мне, они только вывески сменили, — криво
улыбался Мишель.
— Сменили, тут ты прав. Зато у них теперь хозрасчет,
пока лаве не зашлешь, не почешутся. Никаких идей, кроме главной, состоящей в
том, чтобы добывать баксы. В новых условиях ты им и даром не нужен. Иначе, они
бы давно тебя нашли. Думаешь, долго тебя искать? Было бы желание. Ты же даже
фамилию не удосужился поменять. Раз, два — и к ногтю. Кляп в рот, небольшое
путешествие в багажнике, и ты даешь чистосердечные показания на Лубянке парням
с чугунными подбородками, — дядя Жорик сделал людоедское лицо, наглядно
демонстрируя характер воображаемой доверительной беседы.
— Ты все же Израиль с Аргентиной не путай, откуда
Моссад Эйхмана привез, — сказал Мишель, побледнев. — У нас здесь полицейские на
лапу не берут, и антитеррористических подразделений хватает.