— А что я обидного сказал? Я что, обвинил вас в
сотрудничестве с Гестапо? Насколько мне известно, в Моссад, — громадная ладонь
дяди Жорика легла на грудь в области сердца, — трудятся славные, приветливые,
отважные парни. Да будет тебе известно, принцесса, я почти влюбился в них, пока
смотрел «Мюнхен» …
— Хватит! — рявкнула я. — Нет ничего постыдного в
службе в Моссад, это большая честь для любого еврея. Постыдно, что ты посчитал
нас с Мишелем лжецами…
— Почему сразу лжецами? Вы даже давали присягу!
— Прекрати, если только не хочешь, чтобы мы
поссорились, — предупредила я.
— Ладно, — сдался француз. — Надеюсь, вы оба не врете.
В таком случае — тем хуже для нас, ибо вопрос остается открытым. Итак, кто
тогда напал на наших врагов?
— Конкуренты, — предположил Мишель, по инерции поджимая
губы. Он все еще был обижен.
— Конкуренты?
— Я неясно выразился?! — не скрывая раздражения,
спросил отец. — По-моему, это самое вразумительное объяснение. Допустим,
боевики Калийского наркокартеля перебили своих бывших коллег из группировки
покойного Пабло Эскобара. Или мексиканская наркомафия послала привет
боливийской, поскольку ее боссы решили пересмотреть величину процентов за
транзит. Да мало ли что еще? Ну а мы, с нашим еврейским счастьем, оказались не
в том месте и не в то время…
— Звучит более или менее правдоподобно, — кивнул Жорик.
— И весьма тревожно. Поскольку, когда речь заходит о нежелательных свидетелях
мафиозных разборок…
— Их скармливают кайманам? — вкрадчиво осведомился
папочка.
— Альтернативные версии имеются? — продолжая хмуриться,
спросил Жорик.
— Силовая операция DEA, — предположила я. — Управления
по борьбе с наркотиками США…
— Принимается, — согласился здоровяк. — Почему нет?
Зарвавшиеся латиноамериканские наркобароны — как кость в горле у натовских
вояк, крышующих поставки опийного мака из Афганистана…
— Только давай без политики! — взмолился Мишель.
— А тебе, как агенту Моссад, запрещено о ней говорить?
Папа всплеснул руками: мол, ну что делать, если человек —
идиот?
— Что будем делать? — сказал Жорик.
— Честно говоря, мне не терпится унести отсюда ноги, —
призналась я, с опаской покосившись на мыс, из-за которого так никто и не
выплыл. Взошла Луна, в ее изменчивом призрачном свете он казался титаническим
лезвием черного мачете, занесенным над фиолетовой водой. От одного вида этой
картины я поежилась, а бодренькая фраза про врага моего врага, автоматически
становящегося другом, принесшая успокоение мне всего с полчаса назад,
представилась верхом абсурда. И правильно, разве африканские охотники,
отстреливающие гиен, большие друзья антилопам?