***
Как только прямая опасность быть сожранными пираньями
миновала, дядя Жорик с лихорадочной поспешностью, ощупал меня на предмет
отсутствия рук, ног и головы. Я сопротивлялась вяло, без огонька, как пьяная,
наверное, пребывая в ступоре. Главным образом, вследствие того, что сама толком
не знала, на месте ли они, а, если нет, то что именно у меня оттяпали. Пока он
носился со мной, как с национальным достоянием, непроницаемый мрак сжимался
вокруг нас кольцом по мере того, как фонарик для дайвинга, закрепленный
французом на верхней кромке маски, медленно, но верно испускал дух. Похоже,
кроме отреставрированных моторов вместо новых и почти бесполезного шокера,
Жорику всучили аккумуляторные батареи с истекшим сроком годности. Чисто для
ровного счета. Впрочем, эта мысль пришла мне в голову много позже, уже на
берегу. В темном трюме, освещаемом умирающим фонариком, все больше напоминавшим
светлячка, мне было не до мудрствований. Единственным, что попалось на глаза,
пока Жорик рвал на тряпки свою футболку, чтобы перевязать мне рану на
предплечье, была сделанная крупными печатными буквами предупредительная
надпись, красовавшаяся прямо на той двери между отсеками, которую нам
посчастливилось захлопнуть. Надпись была недвусмысленной, и по-военному четко
гласила:
РЕЖИМНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ КЛАССА «0».
ЗА НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ПРОНИКНОВЕНИЕ — РАССТРЕЛ НА
МЕСТЕ!!!
НАЧАЛЬНИК Спец ЭОН КВ т. ШПЫРЕВ
Или растерзание пираньями в качестве альтернативной меры
наказания, — пронеслось у меня. То ли я подсознательно пробовала вернуть себе
способность улыбаться, то ли просто находилась на грани истерики, пойди,
разберись…
Прежде чем фонарик, придававший дяде Жерару отдаленное
сходство с шахтером, окончательно издох, папин друг выразительно постучал по
циферблату часов у себя на запястье, а затем трижды продемонстрировал мне
пятерню, чтобы до меня дошло, сколько минут жизни в нашем распоряжении. Чтобы
они не стали последними, нам надлежало израсходовать их на поиски
альтернативного пути на поверхность. Убедившись, что до меня дошла вся
серьезность нашего положения, Жорик снял с пояса бечевку, захлестнул у себя на
левой кисти, завязав противоположный конец у меня на поясе. Этот маневр я тоже,
естественно, поняла, чтобы не потерять друг друга в абсолютной темноте, нам предстояло
действовать в связке, как двум альпинистам. И, разумеется, нам следовало
поспешить, если, конечно, мы собирались выскользнуть живыми из передряги, в
которую вляпались.
***
Еще на берегу, перед самым погружением, Жорик, как бы в
шутку, спросил у меня, не страдаю ли я, часом, клаустрофобией.