— И двадцать пять литров — тоже весьма кучеряво… — это мне недвусмысленно и весьма доходчиво дал понять следователь, занимавшийся делом Отца. Проблема заключалась в том, что Отец исчез, а для получения выплаты требовалось предъявить тело.
— Нету тела — нету дела, — искоса поглядев на меня, буркнул следователь. А затем прозрачно намекнул, что ему не составит большого труда пересмотреть вышеобозначенное дело. Переквалифицировать, по его дословному выражению, объявив испарившегося при аварии технаря умышленно слинявшим через Европериметр в Западное крыло.
— Может, у тебя есть доказательства, что пострадавший героически погиб, а не дезертировал с поста, бросив своих товарищей? — холодно осведомился следователь, дав понять: хотя Красноблок и перекрасили в Содружество Непродыхаемых Газенвагенов, уголовную статью за самовольное оставление казарм никто не отменял.
— Кроме того, есть еще статья за незаконное проникновение в Еврозону, — добавил следователь и принялся грызть кончик шариковой ручки, которой заполнял соответствующие бумаги. Я прекратил тупить, понял, чего он хочет, и сцедил ровно половину своего пятидесятилитрового баллона. Следователь был доволен. Мы расстались почти что друзьями. Он нацарапал мне свой номер телефона и сказал, чтобы я обращался в любое время, если что. То есть, если подвернется новое дельце. Я и не подумал обидеться на него за это. Он ведь просто зарабатывал на жизнь, только и всего. Молча расписался в ведомости, взвалил баллон на спину и потащил в казарму, где получил временную прописку. Ничего личного, как выражаются практичные мазерфакелы. Баллона, полученного мной за Отца, хватило, чтобы начать собственный челночный бизнес…
Думаю, Отец бы порадовался за меня. В конце концов, быть челноком — далеко не худшее занятие. Кстати, в нем действительно оказались свои прелести, о существовании которых я раньше не подозревал. Недаром говорят, нет худа без добра. Я всю жизнь мечтал побывать на экзотических этажах. Далеко бы я ушел, если бы не Перекраска? До нее рядовые стройбаны получали шанс переступить Госпорог лишь в составе боевых колонн, когда члены Геронтобюро, ненадолго стряхнув амнезию, вспоминали об интернациональном долге перед угнетенной общественностью с Неприсоединившихся этажей, чтобы она, вдобавок, стала побитой. Новоявленным интернационалистам было не до красот, зачастую общественность отчаянно сопротивлялась. Зато, в качестве мирного челнока, я играючи совмещал приятное с полезным, побывав в таких местах, о каких прежде не смел даже мечтать.