Время подходило к обеденному.
– Русалко! Навести крепостицу. Объясни, кто и куда проезжает. Мы под их стенами от ветра спрячемся. Привал устроим. Пусть не беспокоятся. Вежливо поговори. Словно разрешения спрашиваешь? Если будут возражать, мы в лесочке невдалеке встанем.
– Понял, княже… – согласно кивнул сотник, резко развернул коня, и пустился вскачь в сторону крепостицы. Даже издали на открытом пространстве хорошо было вино, как приоткрылись ворота, и навстречу одиночному всаднику выехало трое воев. Переговоры длились не долго. Вскоре Русалко, прямо в присутствии смолян, поднял руку в приглашении.
– Вперед! – дал команду князь-посадник.
Колонна свернула в сторону крепостицы, и скоро выехала на укатанную санями и копытами коней дорогу. Три воя из крепостицы вместе с Русалко дожидались прибытия колонны. Главный из них, имеющий на голове шлем, местами покрытый обожженной голубой эмалью, местами золотой насечкой, направил коня навстречу Гостомыслу, и остановился перед князем-посадником в пяти шагах.
– Здрав будь, княже, – сказал всадник. – Тебя приветствует смоленский воевода Франкошня. – Я рад встретить в нашей земле прославленного сына прославленного отца. Я был хорошо знаком с Буривоем, и радуюсь возможности познакомиться с его сыном.
Гостомысл тоже многократно слышал про этого человека, и рад был встретиться с ним вживую. Франкошня прославился во многих битвах и с хозарами, которые просто опасались выходить в поле против смоленского войска, когда им командовал воевода Франкошня, и против соседей с закатной стороны – ливов, ляхов, латгалов, которые всегда претендовали на полоцкую землю, а полочане были ближайшими родственниками смолян, и смоляне всегда спешили к ним на помощь. Воевода прославился стремительными рейдами, нападениями с тех сторон, откуда его не ждали. Так, во время одной из битв с хозарами, Франкошня выставил далеко в стороне засадный конный полк, который в разгар сечи атаковал ставку хозарских ханов, и уничтожил ее, решив, таким образом, исход всей битвы, поскольку войска хозар лишились всякого управления, и дрались, кто как хотел. И только бежали с поля все вместе. Этот же воевода придумал целый ряд защитных приспособлений, останавливающих первый, самый опасный удар хозарской и любой другой конницы. Об одном таком приспособлении Гостомыслу рассказывали. Смоленские пехотинцы выкладывали перед своими рядами, своего рода, звенья забора, составленного из прочных и острых кольев. Колья привязывали к поперечинам, за которые крепились веревки. Передние ряды пехоты стояли, прикрывшись щитами, словно ждали удара разогнавшихся копьеносцев врага. Но перед самым носом у лошадей, когда уже не было возможности из остановить, задние ряды пехоты тянули на себя веревки, и вдруг поднимались под острым углом звенья забора. Колья втыкались лошадям в грудь и в ноги. Передние ряды конницы валились, задние натыкались на упавших, и тоже падали. И тут уже пехотинцы добивали упавших. А остальные конники теряли разгон, и утрачивали все сметающую силу первого копейного удара конницы, который обычно пробивал и раскалывал ряды пехоты противника, разламывая строй не отдельные группы, которые с трудом сопротивлялись.