Было в них немного.
Несколько дней Стас не знал, что делать: мать приболела, а цены на лекарства гнались за курсом. Выручил Костян, у которого прибереглось немного наличности. Потом подвернулся удачный проект, который принес немного средств, но они ушли на новые лекарства.
Пришлось браться за новые проекты, состоявшие, как правило, в помощи сильному, который изымал собственность у слабого.
Работа была нервная, но прибыльная.
Месяц шел за год. Впечатлений у Стаса накопилось на хорошую книгу.
Несколько тысяч уральских рабочих, поющих около проходной «Интернационал» и готовых биться насмерть с московскими ворами за таких же воров местного разлива.
Драка двух акционеров прямо на совете директоров из-за назначения главного бухгалтера — битву останавливали выстрелом в воздух.
Некогда процветавший моногород, построенный вокруг военного завода, в котором уже полгода не платили зарплату и люди с удивлением смотрели на деньги. В единственном работающем ресторане этого города женщины кидались на пятерых москвичей так, как будто это были голливудские кинозвезды, — «так у нас все мужики спились».
Визг бывшего вице-губернатора, которого освобождали от теперь ненужной ему собственности…
Нынешний процесс тоже, в общем, был о том, что человек, имевший некоторое влияние, а потом его утративший, должен отдать и завод. Нет власти — нет имущества, все по-честному.
Судья попросил у адвокатов доверенности, потом паспорта. Документы адвоката, представлявшего интересы нанимателя Линьковича и Костяна, он изучал особенно долго, потом что-то шепнул секретарю суда.
— В чем дело? — нервно спросил адвокат.
В зал вбегали люди в камуфляже. Судья прокашлялся:
— Этот человек похож на серийного маньяка, его ищут уже три года.
— Вот ты сучара, — не выдержал Костя.
Адвокат, наверное, хотел сказать что-то более относящееся к юриспруденции, но уже лежал носом в плохо вымытый линолеум.
Жалобно запищал упавший на пол ноутбук Костяна.
— Не дергаться, работает ОМОН, — заорал кто-то над головой Линьковича.
— А мы ждали балетную труппу, — зачем-то отреагировал Стас и тут же мысленно извинился перед боком, ответившим за его неуместное остроумие.
Жесткость ОМОНа стихала по мере удаления от зала заседаний.
Из него их вытаскивали, в автобус подсаживали, полтора часа дороги прошли сравнительно мирно (Стас спросил, сколько кругов они должны сделать по городу, в ответ получил предложение завалить хлебало, если хочет и дальше своими зубами хавать), в отделении только что не предложили чаю.
Позволили умыться и разрешили курить. Камера была сравнительно чистой.