«Как на меня похоже», — подумал Дима. Вольный график позволял Хубариеву проводить больше времени с Квакой, возить его на гимнастику и гулять. Сын ходил все уверенней, рисовал хорошо и вообще рос умненьким мальчиком.
Других дел особо не было. После выборов в Думу Дима свернул свою общественную деятельность. Да и посыпалось все как-то. Их НКО оказалась не особо кому нужной. Почти сразу перестало хватать денег, но тут на прощание помог Широпан. Семье Димы дали новую квартиру, в которой места хватало всем. Кое-как сделали ремонт, а Люка неожиданно устроилась на работу в расположенный неподалеку универмаг. Дима начал даже подумывать о втором ребенке, Люка была не сильно «за», но Хубариев надеялся на силу своего убеждения.
— Вот что в нем всегда было хорошо — не жадный. И дочку говорил, что любит, правда, потом поругались.
— Сейчас вроде ничего.
— Да, на удивление, ну подросла, да и он попроще стал, как с работы поперли. За Раисой Николаевной очень трогательно присматривают. А они говорили, что к ней призрак Петьки твоего приходил?
— Да, а к Петьке еще какого-то его друга тоже являлся, но он тогда пил как лошадь, небось, с перепою с деревом и поговорил, как с человеком.
Смеется.
— Ой, подожди, Тоша подъехал. Молодой человек, вы закончили? Да, всё, выходим, молодой человек, а не поможете до машины донести бумаги?
— Кать, брось, сами дотащим, нечего человека от работы отрывать.
Дима благодарно улыбнулся, тащиться на улицу совсем не хотелось.
Станислав Линькович
(РОССИЯ — ИСПАНИЯ, 3:3)
«Я твои ножки, ты мой тазик, я посмотрю — ты вырвешь мой глазик», — Стас хорошо понимал, что это последняя мелодия в его жизни. Ну или в нормальной жизни, так точно.
Проверка ЦБ в банке начиналась на следующей неделе. Собственно, выводы были уже готовы, история выглядела понятной и очевидной. Ответить за огромную дыру в балансе предстояло Станиславу Ивановичу Линьковичу, первому вице-президенту банка.
Стас в тюрьму не собирался. Шансов выйти из нее было немного. Поэтому он готовился к побегу.
Воспользовавшись тем, что акционеры смотрели на него как на покойника и позволяли порезвиться напоследок, он продал банку два своих офшора и перекинул деньги в третий.
О жене и детях можно было не беспокоиться. Они и не собирались возвращаться. Средств на жизнь Стас оставил им достаточно.
Неожиданной родне он дал в пользование родительскую квартиру и дачу в Северянке (они все равно через непростую схему принадлежали Линьковичу, но вряд ли понадобились бы в ближайшие годы). За четыре дня до отъезда навестил могилу родителей (в этом плане и на Георгия Ивановича и Федора можно было положиться). В субботу отправил их в Северянку, а сам последний раз переночевал дома и последний раз на родительской кухне пожарил себе картошку с сосисками. Ключ все же взял с собой — на всякий случай.