Я останавливаюсь у деревянной двери с медной ручкой и, помедлив пару секунд, открываю её. Это жилая комната сильно отличается от всех остальных помещений. Стены оклеены отслоившимися от времени бежевыми обоями с рисунком из зелёных листочков и золотистых лепестков. Шкаф для вещей, кровать, небольшой письменный стол, где в стакане до сих пор стоит букет их цветных карандашей. Я помню, что в детстве рисовала карандашами двух держащихся за руки девочек с косичками и подписывала «Я и моя сестра».
В темноте я задеваю ногой за что-то мягкое и поднимаю с пола плюшевого медведя. Свет от моего фонарика вдруг ударяет мне в глаза, отразившись от зеркала. На мгновение мне кажется, что передо мной стоит маленькая девочка, сжимающая в руках свою игрушку. Но это всего лишь я. А это всего лишь моя комната.
– Жан-Пьер! – не поворачиваясь, говорю я своему спутнику, – Я вдруг поняла. Мы совершенно напрасно сюда приехали. У меня никогда не было родителей. И никогда не было никакой сестры. У других детей были братья и сёстры-близнецы. Им было так хорошо. Они вместе гуляли на улице… И держались за руки… А у меня никогда не было сестры. Я всегда им завидовала. И мечтала, что у меня тоже может быть сестра-близнец… И, представляя её, часами смотрелась в это зеркало.
– Думаю… Это им надо было завидовать тебе, – откликается француз из кабинета не переставая листать толстые папки с документами,– Они все были подопытными кроликами… Объектами для отработки технологии пересадки и приживления тканей… Расходным материалом. В отличие от тебя… И твоей сестры.
Я возвращаюсь назад, подхожу к Жан-Пьеру и смотрю на него:
– Я всё вспомнила, – спокойно повторяю я, – Не было никакой сестры.
– Была, – поднимает на меня взгляд журналист, – Но ты её, конечно же, не можешь помнить. Она жила как отдельный организм всего пару недель. Потом над зародышами проверили особую серию процедур, после чего один был поглощён другим и они развивались уже как один организм.
– Как матрёшка?
– Почти… – француз хлопает по толстой папке на столе, – Здесь учёные запротоколировали весь процесс. Внутренний близнец не стал развиваться как человек. Его ДНК была существенно разрушена химическими мутагенами, а внешняя среда не требовала развивать ни скелета, ни полноценного мозга, ни своего собственного сердца…Твоя сестра стала частью твоего организма, чем-то вроде искусственной железы, подключённой к твоему телу и управляющей им…
– Ты хочешь сказать, что моя сестра?…
– Это опухоль.
– Эй…
– Или паразит.
– Парень, ты говоришь о моей сестре!