Взрыв накопителя придавил горячим одеялом к вздрогнувшей земле. В овраге всё заволокло пылью от осыпающихся склонов, а через пару секунд десяток больших булыжников с сочным шмяком врезались в противоположную стену оврага. Олег переждал ещё пару толчков, послабее. Успел Дед закольцевать ловушки по селу, а вот подорвать их так и не смог. Крепко его видимо в усадьбе враги обложили.
Олег снял кепку и выбил её об колено. Куртку лишь встряхнул от обсыпавшего песка да мусора. Наверху смотреть нечего. Пыльное облако накрыло всё селение. Даже тут, в овраге, в десяти шагах перед собой ничего не видно. Уходить надо. На село своё он от леса глянет, как из оврага выберется.
— Пошли обратно, Степаша, к Прокопьичу на озеро. Наших всех убили, никого в живых не осталось, а от домов только головёшки догорают. Видимо и Никиту мы не дождались потому, что эти тати не один день убивали всех, кто в село ехал, или из него выезжал. Вот и не приехал он за нами, — Олег вспомнил, как решительно Дед их выпроводил на рыбалку. Два раза в неделю до лесного озера ходила телега. Старик Прокопьич держал на озере ставной невод, а с усадьбы к нему посылали телегу за рыбой. Этой телегой Дед и отправил парней к своему старому другу на заимку. Когда в следующий раз телега не пришла, Прокопьич заволновался, и целый день выходил на крыльцо избушки, разглядывая из-под ладони небо в той стороне, где стояло селение. Поутру разбудил их пораньше, и погнал разузнать, что же случилось. Строго-настрого велел идти покосами, и сходу к селу не лезть, сначала осмотреться. Он бы и сам готов был идти, но на культе, которая у него вместо правой ноги, много не находишься. До села покосами ближе, но летом ездить там топко, поэтому сено с покосов зимой вытаскивают, санями. Вот и зарастает по лету дорожка так, что не сразу и поймёшь, то ли человеком проложена, то ли тропа звериная тут прошла.
— Уходить вам надо. Дорогу сюда забудьте. Села нет, и меня скоро не будет. Нельзя больше сюда возвращаться. Федорищевы наверняка пригляд за этим местом оставят. Пусть думают, что наши все сгинули, — вести, принесённые ребятами, согнули старика, словно тяжёлую ношу опустили ему на плечи. Долго смотрел он слезящимися глазами на озеро, прежде чем отмер, и начал говорить. Парни подивились, как изменился неунывающий, улыбчивый старик. Он разом ещё больше постарел, осунулся, а лицо стало, как посмертная маска, бледное, и даже нос заострился, — Иди, Стёпа, лодку сюда перегони, а потом пару рыбин возьми с садка на уху, а остальную рыбу выпусти. Я пока с Олегом поговорю. Потом поможете невод снять, — старик пожевал сорванную травинку, дождался, пока Степан скроется за стеной камыша, и продолжил, — Темнеть начнёт, протокой к реке пойдёте, на моей лодке. Обмелела протока-то по лету, но шестом протолкаетесь. За ночь река вас километров на тридцать унесёт. Поутру старый мост увидите, каменный. К левому берегу пристанете, и лесом в село Макарьево пойдёте. Найдёте там Авдотью. Село-то большое, но она с того краю живёт, который на реку выходит. Флюгер у неё на доме приметный, в виде красного петуха. Стёпу ей оставишь, а сам дальше, до схрона отправишься. Дед-то сколь тебе схронов показал?