- Чего же уж так спешил,- сказал ему с улыбкой. - Поговорили бы, свидание назначил...
- Дыстыплин, камандыр. А д-э-эвачка - вах! Мандары-ын, пэрсик! Сказал прыхадыл завтра вэчар...
- И ты что?
- Сказал, камандыр пустыт - прыду. Дэ-эвачка - о-о! - не мог успокоиться от возбуждения Леша.- Пэрсык, камандыр!
Что оставалось делать? Ну, не мог отказать добросовестному, чудаковатому Леше. Пусть сходит, подумал, тем более, что эта Хельда не здешняя, как приехала, так и уедет.
- Ладно, Леша, коль такая «дэвачка», сходи. Только держи марку, не посрами аджарский и весь грузинский народ! В двадцать три ноль ноль чтобы как штык был на месте.
- Нэ пасрамлу, камандыр, - на полном серьезе заверил Леша. - В двадцат тры буду как штык!
Весь день назавтра он был в приятном возбуждении - улыбался сам себе, беспрестанно поглядывал на часы, под вечер побрился еще раз, подшил свежий подворотничок. За полчаса до свидания спросил:
- Камандыр, карабын брац?
Едва не пополз от смеха.
- Ты что, шпионов и диверсантов ловить с ней собрался?
- Ныкак нэт!
Добрый, наивный Леша абсолютно не понимал шуток, воспринимал все прямолинейно и однозначно, не замечал, когда над ним подтрунивают, когда говорят всерьез, отчего вечно попадал в какие-нибудь нелепые, комические ситуации и истории. Он не злился, не обижался даже на обидные «подъегорки», и на него невозможно было злиться. И тут чувствовалось, что Леша по своей непосредственной наивности почти наверняка вляпается с этой Хельдой в какую-либо комическую ситуацию, а после обязательно расскажет подробно - и уж точно повеселит.
Так оно и случилось.
Возвратился он в назначенное время, какой-то растерянный, озабоченный.
- Ну что, Леша?
- Нэ панымал, камандыр, нэ панымал.,. - разводил руками. - Сыдым, камандыр, мнэ жарка, он - холадно. Дрожит, ка мнэ прыжымаэт, холодно, говарыт... Нэ панымал...
- Лопух ты, Леша, - засмеялся. - Да не от холода она дрожала! Хотела, чтобы ты хорошенько прижал, поцеловал...
- Как?! - испуганно натопырился Леша. - Он свынъя кушает!
Как ни уважал Лешины национальные обычаи и религиозные чувства, но было выше сил не схватиться за живот от хохота. Леша, как обычно, не обиделся, но на этот раз посмотрел с каким-то тоскливым-тоскливым укором, всю короткую ночь, пока светили, был сам не свой. Чувствовалось, неодолимые противоречия раздирают его душу, может быть, впервые в жизни стал перед дилеммой: грешить или не грешить?
С одной стороны всемогущий Аллах, запрещающий употреблять в пищу мясо грязного животного, с другой - это соблазнительное беловолосое, синеокое чудо.